Page 50 - Рассказы

поспрошаю!
— Вали, Прохор, поспрошай, ноги у тебя не казенные и башка своя — никому не
жалко! — сердился под конец Захар Васильевич и прощался.
Ямщики в слободе загудели. Староста через день созывал сходы и направлял
недовольство в законное русло:
— С фронта дезертирии окаянной прет видимо-невидимо: врага отечества свободно
пускают внутрь православной земли! Что же теперь делать, православные, когда и
мужик даже обнаглел и чужую землю самовольно хочет от владельцев отнять! Таких
уставов, по-моему, в законе нету! Но чтоб усечь нахальное самоуправство, нам нынче же
надоть всем чином послать бумагу в губернию, чтобы там знали, что делается, и всем
под той бумагой полностью и понятно расписаться!..
Филат жил без охоты и усердия — без Игната Порфирыча у него не было никакого
интереса. У Макара от смутного времени притихла всякая работа, и он скоро отказал
Филату: сам, говорит, видишь — делать нечего, а вдвоем сидеть неважно — ступай по
дворам!
Посреди слободы стоял двухэтажный старый дом. Около него колодезь, а у колодца
круглый сарай — темница для лошади. В той темнице целый день лошадь кружилась на
узком месте, таская деревянное водило. На водиле закручивались и раскручивались
веревки, которые таскали бадьями воду из колодца. Вода сливалась в большой чан, а из
чана напускалась в корыта. Из корыта крестьяне, приезжавшие в слободу на базар,
поили лошадей по копейке с головы, а люди пили бесплатно.
В двухэтажном доме жил владелец колодца Спиридон Матвеич Сухоруков с женой
Марфой Алексеевной и двумя детьми — мальчиками.
Филата Макар на прощанье сытно покормил, поэтому Филат зашел на колодезь воды
испить. Но вода из чана не текла, а у двери темного сарая стоял Спиридон Матвеич и
злобно глядел на прохожего.

— Колодца не копал, а пить хочешь, бродяжий сын! Подойди-ка сюда!
Филат подошел.

— Куда идешь? — спросил Спиридон Матвеич.
— Вышел работенки поспросить! — ответил Филат.

Спиридон Матвеич отошел сердцем:
— Бродите вы тут, материны дети, только землю зря ногами карябаете! Иди, я тебя к
коню поставлю — мой холуй на деревню бунтовать ушел!
Филат очутился в темном сарае, где, зажмурившись, стояла худая лошадь.

— Чмокай на нее, чтоб она ходила! — сказал Спиридон Матвеич. — А сам наружу
поглядывай: даром народ не пои — бери по копейке с воза, а с иного две!

Лошадь побрела по кругу, от натуги наливая кровью тощие жилы. Изредка она замирала
и становилась: тогда Филат на нее чмокал — и лошадь дергала водило.
Шли темные часы, и Филата начала морить тесная и безответная тоска Он выходил
наружу, слушал, как хлопают и опрокидываются в чан полные бадьи, и осматривал
пустоту глухой улицы. Видно было просторное поле где светилась весна, но там ни один
человек не шел. Филат грустно вспоминал Игната Порфирыча, но участь лошади,
таскающей воду из колодца, была еще беспросветней — и Филату делалось от этого
легче.

По ночам Филата клали в чулане, через стенку со спальней хозяев. Отвыкший спать в
помещениях, Филат мучился от духоты и пугался потолка — ему казалось, что потолок
снижается, как только он закрывает глаза.