Page 52 - Рассказы
P. 52
— Вась, ну не надо, Вась! Я сейчас найду тебе свечку — ты же сам ее вчера всю сжег… Я
пойду за хлебом — куплю тебе новую…
— А я тебе говорю — ты спрятала свечку, проклятая сатана! — хрипел Васька и шевелил
что-то гремящее, должно быть самовар.
— Ну, Вась, у меня же нету свечки — я куплю тебе ее…
— А я говорю — дай сейчас же! А то — вот тебе…
За этим загремела медь, и полилась шипящая вода: Васька сволок на пол самовар.
— Я же тебе говорил, чтоб дала, а ты все не давала! — уже спокойно объяснил Васька
происшествие.
Филат осторожно открыл дверь и вошел в кухню, чувствуя свое бьющееся сердце и срам
на щеках.
На табуретке сидела молодая женщина и плакала, прижав к глазам конец кофты.
Васька сердито глядел на живой кипяток и не сразу заметил Филата, а когда увидел, то
сказал матери:
— Ага! Ты что наделала? Я вот отцу скажу — самовар полудили, а ты его на пол! Пусть
только отец придет — он тебе покажет!
Женщина молча плакала. Филат испугался больше сына и матери и забыл, зачем он
пришел. Женщина торопливо взглянула на него одичалыми черными глазами и вновь
спрятала их под веки. Она была худа и очень красива — смуглая, измученная, с лицом,
на котором глаза, рот, нос и уши хранились, точно украшения. Неизвестно, как это все
уцелело после родов, детей, мужа и такой губительной судьбы.
Другой мальчик, поменьше Васьки, сидел в углу и неслышно плакал вместе с матерью.
Филат заметил, что он больше похож на мать — черный, с мягким настороженным
лицом, будто постоянно ожидающим удара.
Спиридона Матвеича, очевидно, дома не было — и Филат без слов ушел.
В большие праздники Филат ходил либо к Макару, либо так просто в поле Макар
говорил, что революция, как дождь, стороной где-то прошла, а Ямской слободы не
тронула, и больше что-то ничего не видать и не слыхать: не то все кончилось, не то
ливнем льет над другими местами.
— Да нам все равно! — беседовал Макар. — На всех богатства недостанет, а вот хлеба
скоро не будет, тогда все само укротится!
— А на станции народ все едет? — спрашивал Филат.
— Едет, Филат! Дуром прет — вся война в хаты бежит! Да что ж, не без конца воевать —
народ наболелся, теперь его не трожь!
Филат подолгу засиживался у Макара и все интересовался, пока тот не начинал зевать и
указывать:
— Ты бы шел, Филат, нам с тобой сегодня отдых полагается, а то меня чего-то на немощь
тянет!
Филат уходил и замолкал до будущего праздничного дня.
Зеленый свет лета уже смеркался и переходил в синий — свет зрелости и плодородного
торжества. Филат наблюдал и думал о том, что скоро начнут снижаться такие высокие
полдни, а лето постареет и станет коричневым, а потом желтым и золотым — таков цвет
седой природы. Тогда слобода опять сожмется в домах и в четыре часа дня будет
запирать свои ставни и зажигать керосиновый свет.
Слобода считала дни до уборки урожая и гадала — привезут аренду мужики или нет.
Спиридон Матвеич был злой человек, изверг для домашней жены, но имел