Page 120 - Поднятая целина
P. 120
контрольный комитет к десяти часам утра 28 марта.
30
За неделю в Гремячем Логу вышло из колхоза около ста хозяйств. Особенно сильный
отлив был из второй бригады, в которой осталось всего-навсего двадцать девять хозяйств, да
и из этого числа несколько человек были «на ваканции к бегству», как говорил бригадир
Любишкин.
Хутор потрясали события. Каждый день приносил Давыдову новые неприятности. На
его вторичный запрос о том, возвращать ли выходцам тягло и сельскохозяйственный
инвентарь сейчас или же после сева, райполеводсоюз и райпартком ответили громовым
приказом, смысл которого сводился к тому, чтобы гремяченцы всеми силами и средствами
предотвратили развал колхоза, удержали от выхода возможно большее число колхозников, а
все расчеты с выходцами, а также и возвращение им имущества перенесли на осень.
Вскоре как-то в Гремячий приехал заврайзо, член бюро райкома, Беглых. Он наскоро
ознакомился с положением (в этот день ему надо было объехать несколько сельсоветов),
сообщил:
— Сейчас скот и инвентарь выходцам ни в коем случае не отдавай. До осени, а там
посмотрим.
— На горло ведь люди наступают! — попробовал возразить Давыдов.
Беглых, человек решительный и твердый, только улыбнулся:
— А ты в свою очередь наступи. По существу мы, конечно, должны бы возвратить, но
есть такая установка окружкома: отдавать только в исключительных случаях, придерживаясь
классового принципа.
— То есть?
— Ну, это тебе должно быть понятно и без «то есть»! Бедняку отдать, а середняку
пообещать на осень. Понятно?
— А не получится. Беглых, как со стопроцентной коллективизацией? Ведь была в
райкоме такая установка: «Гони до ста во что бы то ни стало и как можно скорее». И вышло
головокружение… Не отдать скот середняку — это значит фактически прижать его, а? На
чем он пахать сеять будет?
— Это не твоя старость-печаль. Ты не о единоличнике думай, а о своем колхозе. Вот ты
на чем будешь работать, если отдашь скот? И потом это не наша установка, а окружкома, и
мы как солдаты революции обязаны ей беспрекословно подчиниться. Так вот, как же ты
думаешь выполнять план, если у тебя пятьдесят процентов скота перейдет к единоличнику?
Никаких разговоров и дискуссий! Скот держи зубами и руками. Не выполнишь посевной
план — голову оторвем!
Уже садясь в тачанку, вскользь кинул:
— В общем и целом тя-же-ле-хонь-ко! За перегибы придется, братишечка,
расплачиваться, принести кое-кого в жертву… Таков уж порядок. Наш районный народ
зверски настроен против Нагульнова. Что это он тут вытворял? Бил какого-то середнячка,
арестовывал, грозил наганом. Мне говорил Самохин. Он имеет на него целое дело. Да-а,
оказался Нагульнов «леваком» большого масштаба. А сейчас знаешь какая установка?
Карать вплоть до исключения из партии! Ну, будь здоров. Скот, скот береги!
Беглых укатил в Войсковой. Не успел еще ветер высушить проследков от колес его
тачанки, как прибежал взволнованный Агафон. Дубцов, бригадир третьей:
— Товарищ Давыдов! Быков и коней у меня забрали, энти, какие повыписались.
Силком взяли!
— Как это так взяли?! — крикнул, побагровев, Давыдов.
— Очень просто взяли! Воловника заперли на сеновале, а быков поотвязали и погнали
в степь. Восемнадцать пар быков и семь штук лошадей. Что будем делать?
— А ты?! А ты что же, раззява?! Где ты был? Почему позволил? Где тебя черт… Ну?!