Page 259 - Поднятая целина

темный чулан. — Проходите и устраивайтесь.
Лушка спросила:
— А когда же в район?
— Ободняет, и поедем.
— Зачем же тогда сюда везли на лошадях, а не привели пешком? — не отставала
Лушка.
— Для фасона, — улыбнулся в темноту Разметнов.
В самом деле, не мог же он объяснить этим любознательным женщинам: привезли их
потому, что не хотели, чтобы кто-либо видел их по пути в сельсовет.
— Сюда-то можно было бы и пеши дойти, — сказала Алексеевна и, перекрестившись,
шагнула в чулан.
Подавленно вздохнув, Лушка молча последовала за нею. Разметнов замкнул чулан,
только тогда громко окликнул:
— Лукерья, слушай сюда: кормить и поить вас будем, в углу, слева от двери, цебарка
для всяких надобностев. Прошу сидеть смирно, не шуметь и не стучать в дверь, а то,
истинный бог, свяжем вас и рты позатыкаем. Тут дело не шуточное. Ну, пока! Утром я к вам
наведаюсь.
Второй замок он навесил на входную дверь сельсовета, сказал ожидавшему у крыльца
Нагульнову — и в голосе его прозвучала просительность:
— Трое суток я продержу их тут, а больше не могу, Макар. Как хочешь, но ежели
Давыдов узнает — будет нам с тобой лихо!
— Не узнает. Отводи лошадей, а потом временным арестанткам занеси что-нибудь
пожрать. Ну, спасибо, я пошел домой…
…Нет, не прежний — бравый и стройный — Макар Нагульнов шел в предрассветной
синеющей темноте по пустынным переулкам Гремячего Лога… Он слегка горбился, брел,
понуро опустив голову, изредка прижимая большую, широкую ладонь к левой стороне
груди…

Чтобы не попадаться Давыдову на глаза, Нагульнов дни проводил на покосе и только к
ночи возвращался в хутор. На вторые сутки вечером, перед тем как идти в засаду, он пришел
к Разметнову, спросил:
— Не искал меня Давыдов?
— Нет. Да я его и сам почти не видал. Два дня мост ладим через речку, а у меня только
и делов, что на мосту бываю да бегаю наших арестанток проведываю.
— Как они?
— Вчера днем Лушка бесилась прямо страсть! Подойду к двери — так она не знает, как
меня и назвать. А ругается, проклятая баба, хуже пьяного казака! И где она этой
премудрости только и училась! Насилу угомонил ее. Нынче притихла. Плачет.
— Пущай поплачет. Скоро ей по мертвому голосить придется.
— Не окажет себя Тимошка, — усомнился Разметнов.
— Придет! — Нагульнов стукнул кулаком по колену, опухшие от бессонных ночей
глаза его блеснули. — Куда ему от Лушки деваться? Придет!
…И Тимофей пришел. Позабыв про осторожность, на третьи сутки, около двух часов
ночи, он появился у перелаза. Ревность его погнала в хутор? Голод ли? А может быть, и то и
другое вместе, но он не выдержал и пришел…
Бесшумно, как зверь, крался он по тропинке от речки. Макар не слышал ни шороха
глины под его ногами, ни хруста сухой ветки бурьяна, и когда в пяти шагах внезапно возник
силуэт слегка наклонившегося вперед человека, Макар вздрогнул от неожиданности.
Держа в правой руке винтовку, не шевелясь, Тимофей стоял и чутко прислушивался.
Макар лежал в конопле затаив дыхание. На секунду сдвоило у него сердце, а потом снова
забилось ровно, но во рту стало горько и сухо.