Page 291 - Поднятая целина
P. 291

углядел  плохие  приметы,  то  сиди  дома  и  ни  хрена  не  рыпайся».  Вот  теперь  ты,  товарищ
               Давыдов, и решай ответственно: ехать мне нынче или нет?
                     — Езжай, дед, сейчас же! — строго приказал Давыдов.
                     Щукарь, вздыхая, но не прекословя, на спине сполз с сена и, старчески шаркая ногами,
               волоча за собою кнут и боязливо оглядываясь на затаившегося в темном углу козла, пошел к
               выходу.

                                                              17

                     С грехом пополам выпроводив деда Щукаря, Давыдов решил пойти в школу и на месте
               определить,  что  еще  можно  сделать,  чтобы  школьное  помещение  к  воскресенью  приняло
               праздничный  вид.  А  кроме  того,  ему  хотелось  поговорить  с  заведующим  и  вместе  с  ним
               прикинуть, сколько и каких строительных материалов потребуется на ремонт школы и когда
               приступать к нему, чтобы без особой спешки и возможно добротнее отремонтировать здание
               к началу учебного года.
                     Только  в  последние  дни  Давыдов  ощутимо  почувствовал,  что  настает  самая
               напряженная рабочая пора за все время его пребывания в Гремячем Логу: еще не управились
               с покосом травы, а уже подходила уборка хлеба, на глазах начинала смуглеть озимая рожь;
               почти  одновременно  с  ней  вызревал  ячмень;  бурно  зарастали  сорняки,  и  молчаливо
               требовали  прополки  невиданно  огромные,  по  сравнению  с  единоличными  полосами,
               колхозные деляны подсолнечника и кукурузы, и уже не за горами был покос пшеницы.
                     До  начала  уборки  хлебов  многое  надо  было  сделать;  перевезти  в  хутор  возможно
               больше  сена,  подготовить  тока  для  обмолота,  закончить  переноску  в  одно  место  амбаров,
               ранее принадлежавших кулакам, наладить единственную в колхозе паровую молотилку. Да и
               помимо этого изрядное число больших и малых забот легло на плечи Давыдова, и каждое
               дело настойчиво требовало к себе постоянного и неусыпного внимания.
                     По старым, скрипучим ступенькам Давыдов поднялся на просторное крыльцо школы. У
               дверей босая и плотная, как сбитень, девочка лет десяти посторонилась, пропуская его.
                     — Ты ученица, милая? — ласково спросил Давыдов.
                     — Да, — тихо ответила девочка и смело снизу вверх взглянула на Давыдова.
                     — Где тут живет ваш заведующий?
                     — Его нет дома, они с женой за речкой, на огороде капусту поливают.
                     — Экая незадача… А в школе кто-нибудь есть?
                     — Наша учительница, Людмила Сергеевна.
                     — Что же она тут делает?
                     Девочка улыбнулась:
                     — Она с остающими ребятами занимается. Она каждый день с ними занимается после
               обеда.
                     — Значит, подтягивает их?
                     Девочка молча кивнула головой.
                     — Порядок! — одобрительно сказал Давыдов и вошел в полутемные, сени.
                     Откуда-то  из  глубины  длинного  коридора  доносились  детские  голоса.  Неторопливо
               обходя  и  по-хозяйски  осматривая  пустые  классы,  Давыдов  через  приоткрытую  дверь  в
               последней  комнате  увидел  с  десяток  маленьких  ребятишек,  просторно  разместившихся  в
               переднем  ряду  сдвинутых  парт,  и  около  них  —  молоденькую  учительницу.  Невысокого
               роста, худенькая и узкоплечая, с коротко подстриженными белесыми и кудрявыми волосами,
               она походила скорее на девочку-подростка, нежели на учительницу.
                     Давненько  уже  не  переступал  Давыдов  порога  школы,  и  теперь  странное  чувство
               испытывал он, стоя возле двери класса, сжимая в левой руке выгоревшую на солнце кепку.
               Что-то  от  давнего  уважения  к  школе,  некое  сладостное  волнение,  навеянное  мгновенным
               воспоминанием о далеких годах детства, пробудилось в его душе в эти минуты…
                     Он  несмело  открыл  дверь  и,  покашливая  вовсе  не  оттого,  что  першило  в  горле,
   286   287   288   289   290   291   292   293   294   295   296