Page 296 - Поднятая целина
P. 296

разобрались бы», — подумал Давыдов.
                     — А эта часть от веялки тебе дюже нужна? — поинтересовался Федотка.
                     — Очень даже.
                     — В хозяйстве нужна? На другую веялку?
                     — Ну, факт!
                     После недолгого молчания Федотка сказал басом:
                     — Раз  в  хозяйстве  эта  часть  нужна  —  значит,  не  горюй,  ты  поменялся  со  мной
               правильно, а нож ты себе новый купишь.
                     Так умозаключил рассудительный не по годам Федотка и успокоенно улыбнулся. Душа
               у него, как видно, стала на место.
                     Вот, собственно, и весь разговор, который они вели по дороге, но этот разговор был как
               бы завершением их сделки по обмену ценностями…
                     Теперь Давыдов уже безошибочно знал, куда ведет его Федотка, и когда по переулку
               слева  завиднелись  постройки,  некогда  принадлежавшие  отцу  Тимофея  Рваного,  спросил,
               указывая на крытый камышом сарай:
                     — Там нашел?
                     — Как  ты  здорово  угадываешь,  дяденька! —  восхищенно  воскликнул  Федотка  и
               выпустил из руки палец Давыдова. — Теперь ты и без меня дойдешь, а я побегу, мне дюже
               некогда!
                     Как взрослому пожимая на прощанье маленькую ручонку, Давыдов сказал:
                     — Спасибо  тебе, Федот  Демидович,  за  то,  что  привел  меня  куда  надо.  Ты заходи  ко
               мне, проведывай, а то я скучать по тебе буду. Я ведь одинокий живу…
                     — Ладно, как-нибудь зайду, — снисходительно пообещал Федотка.
                     Повернувшись  на  одной  ноге,  он  свистнул  по-разбойничьи,  в  два  пальца,  очевидно
               созывая друзей, и дал такого стрекача, что в облачке пыли только черные пятки замелькали.
                     Не  заходя  на  подворье  Дамасковых,  Давыдов  пошел  в  правление  колхоза.  В
               полутемной  комнате,  где  обычно  происходили  заседания  правления,  Яков  Лукич  и
               кладовщик играли в шашки. Давыдов присел к столу, написал на листке из записной книжки:
               «Завхозу  Островнову  Я.Л.  Отпустите  за  счет  моих  трудодней  учительнице  Л.С.Егоровой
               муки пшеничной, размольной 32 кг, пшена 8 кг, сала свиного 5 кг». Расписавшись, Давыдов
               подпер кулаком крутой подбородок, задумчиво помолчал, потом спросил у Островнова:
                     — Как живет эта девчонка, учительница наша, Егорова Людмила?
                     — С хлеба на квас, — передвинув шашку, коротко отозвался Островнов.
                     — Был я сейчас в школе, насчет ремонта интересовался, посмотрел и на учительку…
               Худая, прозрачная какая-то, сквозит как осенний лист, значит — недоедает! Чтобы сегодня
               же отправили ее хозяйке все, о чем тут написано, факт! Завтра проверю, Слышишь?!
                     Оставив на столе распоряжение, Давыдов прямиком пошел к Шалому.


                     Как  только  он  вышел,  Яков  Лукич  смешал  на  доске  шашки,  через  плечо  показал
               пальцем на дверь:
                     — Каков  кобелина?  Спервоначалу  —  Лушка  Нагульнова,  потом  окрутил  Варьку
               Харламову, а зараз уже переметнулся к учительнице. И всех своих сучонок кормит за счет
               колхоза… Распроценит он наше хозяйство, все пойдет на баб!
                     — Харламовой  он  ничего  не  выписывал,  а  учительнице  —  за  свой  счет, —  возразил
               кладовщик.
                     Но Яков Лукич снисходительно улыбнулся:
                     — С  Варькой  он,  небось,  деньгами  рассчитывается,  за  то,  что  учительница  получит,
               колхоз расплатится. А Лушке сколько харчей я по его тайному приказу перетаскал? То-то и
               оно!
                     До  самой  смерти  Тимофея  Рваного  Яков  Лукич  в  изобилии  снабжал  его  и  Лушку
               продовольствием из колхозной кладовой, а кладовщику говорил:
   291   292   293   294   295   296   297   298   299   300   301