Page 26 - Поднятая целина

верхи в Тубянской. Окромя гнать ему их некуда. Сломи-ка мне хворостинку погонять.
Прямо через гумно Нагульнов направился на шлях. За ним восставала белая пыль,
медленно оседая на плетнях и на ветках бурьяна слепяще-ярким кристаллическим серебром.
Бычачьи следы и рядом копытный след лошади тянулись до шляха, там исчезали. Нагульнов
проскакал по направлению к Тубянскому саженей сто. По пути на снежных переносах он
видел все те же следы, чуть присыпанные поземкой, и, успокоившись, что направление
верное, поехал тише. Так отмахал он версты полторы, как вдруг на новом переносе следов не
оказалось. Круто повернул коня, спрыгнул, внимательно разглядывая, не замело ли их
снегом. Перенос был не тронут, девственно чист. В самом низу виднелись крестики сорочьих
следов. Выругавшись, Нагульнов поехал назад уже шагом, поглядывая по сторонам. На
следы напал вскоре. Быки, оказалось, свернули со шляха неподалеку от толоки. На быстрой
рыси Нагульнов следы их просмотрел. Он сообразил, что Титок направился через бугор
прямиком в хутор Войсковой. «Должно быть, к кому-нибудь из знакомцев», — подумал,
направляя по следам и сдерживая бег коня. На той стороне Бугра, возле Мертвого буерака,
приметил на снегу бычий помет, остановился: помет был свежий, на нем только недавно
изморозью, тончайшей пленкой лег ледок. Нагульнов нащупал в кармане полушубка
холодную колодку нагана. В буерак спустился шагом. Еще с полверсты проехал и только
тогда увидел неподалеку, за купой голых дубов, верхового и пару разналыганных быков.
Верховой помахивал на быков налыгачем, горбился в седле. Из-за плеч его схватывался
синий табачный дымок, таял навстречу.
— Поворачивай!
Титок остановил заржавшую кобылу, оглянулся, выплюнул цигарку и медленно заехал
быкам наперед, негромко сказал:
— Что так? Тпру-у, гоф, стойте!
Нагульнов подъехал. Титок встретил его долгим взглядом.
— Ты куда направлялся?
— Быков продать хотел, Макар. Я не скрываюсь. — Титок высморкался. Рыжие,
вислые, как у монгола, усы тщательно вытер рукавицей.
Они стояли, не спешиваясь, друг против друга: Лошади их с похрапом обнюхивались.
Опаленное ветром лицо Нагульнова было разгорячено, зло. Титок внешне спокоен и тих.
— Завертывай быков и гони домой! — приказал Нагульнов, отъезжая в сторону.
Одну минуту Титок колебался… Он перебирал поводья, нагнув дремотно голову,
полузакрыв глаза, и в своем сером домотканом зипуне с накинутым на рваный малахай
капюшоном был похож на дремлющего ястреба. «Если у него под зипуном что-нибудь есть,
то он сейчас расстегнет крючок», — думал Нагульнов, глаз не спуская с неподвижного
Титка. Но тот, словно очнувшись, махнул налыгачем. Быки пошли своим следом обратно.
— Забирать будете? Раскулачивать? — после долгого молчания спросил Титок,
сверкнув на Нагульнова из-под надвинутого на брови капюшона синими белками.
— Дожился! Гоню тебя, как пленного гада! — не выдержав, вскричал Нагульнов.
Титок поежился. До самого бугра молчал. Потом спросил:
— Меня куда будете девать?
— Вышлем. Это что у тебя под зипуном выпинается?
— Отрез. — Титок искоса глянул на Нагульнова, распахнул полу зипуна.
Из кармана сюртука белым мослом выглянула небрежно оструганная залапанная
рукоять обреза.
— Дай-ка его мне. — Нагульнов протянул руку, но Титок спокойно отвел ее.
— Нет, не дам! — и улыбнулся, оголяя под вислыми усами черные; обкуренные зубы,
глядя на Нагульнова острыми, как у хоря, но веселыми глазами. — Не дам! Имущество
забираете, да еще отрез последний? Кулак должен быть с отрезом, так про него в газетах
пишут. Беспременно чтобы с отрезом. Я, может, им хлеб насущный добывать буду, а?
Селькоры мне без надобностев…
Он смеялся, покачивая головой, рук с луки не снимал, и Нагульнов не стал настаивать