Page 53 - Поднятая целина

придавливала, вот и прибивался к Лапшинову. Нельзя же всякое дело на кулаков валить, не
чудите, братцы! Нет, тут бабье дело; как хотите!
Из района приехали следователь и врач. Трупы убитых вскрыли, допросили соседей
Хопрова и Лапшинова. Но следователю так и не удалось заполучить нити, ведущей к
раскрытию участников и причин убийства. На другой день, 4 февраля, общее собрание
колхозников единогласно вынесло постановление о выселении из пределов
Северо-Кавказского края кулацких семей. Собранием утверждено было избранное
уполномоченными правление колхоза, в состав которого вошли Яков Лукич Островнов
(кандидатуру его ревностно поддерживали Давыдов и Разметнов, несмотря на возражения
Нагульнова), Павел Любишкин, Демка Ушаков, с трудом прошел Аркашка Менок, пятым
дружно, без споров, избрали Давыдова. Этому способствовала полученная накануне из
райполеводсоюза бумажка, в которой писалось, что райпартком, по согласованию с
райполеводсоюзом, выдвигает на должность председателя правления колхоза
уполномоченного райпарткома, двадцатипятитысячника товарища Давыдова.
На общем собрании шел долгий спор, как наименовать колхоз. Разметнов в конце
держал речь.
— Даю отвод прозванию «Красный казак» — это мертвое и обмаранное прозвание.
Казаком раньше детву пужали рабочие. Предлагаю, дорогие товарищи, теперешние
колхозники, присвоить нашему дорогому путю в самый социализм, нашему колхозу, имя
товарища Сталина.
Андрей заметно волновался, на лбу его багровел шрам. На какой-то миг злобноватые
глаза его затянула дымка слез, но он оправился, подтвердил голосом:
— Нехай, братцы, товарищ наш Иосиф Виссарионович долго живет и руководствует! А
мы давайте прозываться его именем. Окромя этого, даю фактическую справку: когда мы
обороняли Царицын, то я самолично видал и слыхал товарища Сталина. Он тогда вместе с
Ворошиловым реввоенсоветом был, одежду носил штатную, но должен сказать — дока он!
Тогда нам, бойцам, бывало, говорил насчет стойкости.
— Ты не по существу, Разметнов, — прервал его Давыдов.
— Не по существу? Тогда я, конечно, извиняюсь, но я твердо стою за его прозвание!
— Все это известно, я тоже за то, чтобы имени Сталина колхоз назвать, но это
ответственное название, — внушал Давыдов, — опозорить его невозможно! Тогда уж надо
так работать, чтобы перекрывать всех окружающих.
— С этим мы в корне согласны, — сказал дед Щукарь.
— Понятно! — Разметнов улыбнулся. — Я, дорогие товарищи, авторитетно, как
председатель Совета, заявляю: лучше прозвания имени товарища Сталина не могет быть.
Мне вот, к примеру, довелось в девятнадцатом году видать, как возля хутора Топольки наша
красная пехота брала плотину на речке Цулим, возля водяной мельницы…
— Вот ты опять в воспоминания ударяешься, — досадливо сказал Давыдов. —
Пожалуйста, веди собрание и конкретно голосуй!
— Извиняюсь, голосуйте, граждане, но как вспомнишь войну — сердце засвербит
чесоткой, хочется слово сказать, — виновато улыбнулся Разметнов и сел.
Собрание единогласно присвоило колхозу имя Сталина.

Давыдов все еще жил у Нагульновых. Спал на сундуке, отгороженном от их
супружеской кровати невысокой ситцевой занавеской. В первой комнате помещалась
хозяйка — бездетная вдова. Давыдов сознавал, что стесняет Макара, но за суетой и тревогой
первых дней как-то не было времени подыскать квартиру. Лушка, жена Нагульнова, была с
Давыдовым неизменно приветлива, но, несмотря на это, он после того случайного разговора
с Макаром, когда тот открыл ему, что жена живет с Тимофеем Рваным, относился к ней с
плохо скрываемой неприязнью, тяготился своим временным пребыванием у них. По утрам
Давыдов, не вступая в разговор, часто искоса посматривал на Лушку. На вид ей было не