Page 48 - Поднятая целина

— Никак нет… Александр Анисимович, благодетель, мы пропали теперича! — Яков
Лукич схватился за голову. По коричневой щеке его на седоватый ус, щекоча, скатилась
слезинка.
Но Половцев только зубами скрипнул.
— Ты! Бабья… Надо делать, а не… Сын твой дома?
— Не знаю… я захватил с собой человека.
— Какого?
— Сын Фрола Рваного.
— Ага. Зачем привел его?
Они встретились глазами, поняли друг друга без слов. Яков Лукич первый отвел глаза,
на вопрос Половцева: «Надежный ли парень?» — только молча кивнул головой. Половцев
яростно сорвал с гвоздя свой полушубок, вынул из-под подушки свежепрочищенный наган,
крутнул барабан, и в отверстиях гнезд сияющим кругом замерцал никель вдавленных в
гильзы пулевых головок. Застегивая полушубок. Половцев отчетливо, как в бою,
командовал:
— Возьми топор. Веди самой короткой дорогой. Сколько минут ходьбы?
— Тут недалеко, дворов через восемь…
— Семья у него?
— Одна жена.
— Соседи близко?
— С одной стороны гумно, с другой сад.
— Сельсовет?
— До него далеко…
— Пошли!
Пока Яков Лукич ходил за топором к дровосеке, Половцев левой рукой сжал локоть
Тимофея, негромко сказал:
— Беспрекословно слушать меня! Пойдем туда, и ты, паренек, измени голос, скажи,
что ты дежурный сиделец из сельсовета, что ему бумажка. Надо, чтобы он сам открыл дверь.
— Вы глядите, товарищ, как вас… незнакомый с вами… этот Хопров, как бык,
сильный, он, ежели не вспопашитесь, может так омочить голым кулаком, что… — развязно
заговорил было Тимофей.
— Замолчи! — оборвал его Половцев и протянул руку к Якову Лукичу. — Дай-ка сюда.
Веди.
Ясеневое топорище, нагревшееся и мокрое от ладони Якова Лукича, сунул под
полушубок за пояс шаровар, поднял воротник.
По проулку шли молча. Рядом с плотной, большой фигурой Половцева Тимофей
выглядел подростком. Он шел рядом с валко шагавшим есаулом, назойливо заглядывая ему в
лицо. Но темнота и поднятый воротник мешали…
Через плетень перелезли на гумно.
— Иди по следу, чтобы один след был, — шепотом приказал Половцев.
По нетронутому снегу пошли волчьей цепкой, шаг в шаг. Около калитки во двор Яков
Лукич прижал ладонь к левому боку, тоскливо шепнул:
— Господи…
Половцев указал на дверь.
— Стучи!.. — скорее угадал по губам его, чем услышал Тимофей.
Тихонько звякнул щеколдой и тотчас же услышал, как яростно скребут, рвут застежки
полушубка пальцы чужого человека в белой папахе, ставшего справа от двери. Тимофей
постучал еще раз. С ужасом смотрел Яков Лукич на собачонку, вылезавшую из-под
стоявшего на открытом базу букаря. Но прозябший щенок безголосо тявкнул, заскулил,
подался к покрытому камышом погребу.