Page 35 - Поединок
P. 35

Она подалась и с треском распахнулась, осыпав голову Ромашова кусками известки и сухой
               замазки.  Прохладный  воздух,  наполненный  нежным,  тонким  и  радостным  благоуханием
               белых цветов, потоком ворвался в комнату.
                     «Вот  так!  Вот  так  надо  искать  выхода!»  —  закричал  в  душе  Ромашова  смеющийся,
               ликующий голос.
                     — Ромочка! Сумасшедший! Что вы делаете?
                     Он  взял  ее  протянутую  через  окно  маленькую  руку,  крепко  облитую  коричневой
               перчаткой,  и  смело  поцеловал  ее  сначала  сверху,  а  потом  снизу,  в  сгибе,  в  кругленькую
               дырочку над пуговицами. Он никогда не делал этого раньше, но она бессознательно, точно
               подчиняясь  той  волне  восторженной  отваги,  которая  так  внезапно  взмыла  в  нем,  не
               противилась его поцелуям и только глядела на него со смущенным удивлением и улыбаясь.
                     — Александра Петровна! Как мне благодарить вас? Милая!
                     — Ромочка, да что это с вами? Чему вы обрадовались? — сказала она, смеясь, но все
               еще  пристально  и  с  любопытством  вглядываясь  в  Ромашова. —  У  вас  глаза  блестят.
               Постойте,  я  вам  калачик  принесла,  как  арестованному.  Сегодня  у  нас  чудесные  яблочные
               пирожки, сладкие… Степан, да несите же корзинку.
                     Он смотрел на нее сияющими, влюбленными глазами, не выпуская ее руки из своей, —
               она опять не сопротивлялась этому, — и говорил поспешно:
                     — Ах, если бы вы знали, о чем я думал нынче все утро… Если бы вы только знали! Но
               это потом…
                     — Да, потом… Вот идет мой супруг и повелитель… Пустите руку. Какой вы сегодня
               удивительный, Юрий Алексеевич. Даже похорошели.
                     К  окну  подошел  Николаев.  Он  хмурился  и  не  совсем  любезно  поздоровался  с
               Ромашовым.
                     — Иди, Шурочка, иди, — торопил он жену. — Это же бог знает что такое. Вы, право,
               оба сумасшедшие. Дойдет до командира — что хорошего! Ведь он под арестом. Прощайте,
               Ромашов. Заходите.
                     — Заходите, Юрий Алексеевич, — повторила и Шурочка.
                     Она отошла от окна, но тотчас же вернулась и сказала быстрым шепотом:
                     — Слушайте, Ромочка: нет, правда, не забывайте нас. У меня единственный человек, с
               кем я, как с другом, — это вы. Слышите? Только не смейте делать на меня таких бараньих
               глаз.  А  то  видеть  вас  не  хочу.  Пожалуйста,  Ромочка,  не  воображайте  о  себе.  Вы  и  не
               мужчина вовсе.

                                                              VII

                     В половине четвертого к Ромашову заехал полковой адъютант, поручик Федоровский.
               Это был высокий и, как выражались полковые дамы, представительный молодой человек с
               холодными глазами и с усами, продолженными до плеч густыми подусниками. Он держал
               себя  преувеличенно-вежливо,  но  строго-официально  с  младшими  офицерами,  ни  с  кем  не
               дружил и был высокого мнения о своем служебном положении. Ротные командиры в нем
               заискивали.
                     Зайдя  в  комнату,  он  бегло  окинул  прищуренными  глазами  всю  жалкую  обстановку
               Ромашова. Подпоручик, который в это время лежал на кровати, быстро вскочил и, краснея,
               стал торопливо застегивать пуговицы тужурки.
                     — Я  к  вам  по  поручению  командира  полка, —  сказал  Федоровский  сухим  тоном, —
               потрудитесь одеться и ехать со мною.
                     — Виноват… я сейчас… форма одежды обыкновенная? Простите, я по-домашнему.
                     — Пожалуйста, не стесняйтесь. Сюртук. Если вы позволите, я бы присел?
                     — Ах, извините. Прошу вас. Не угодно ли чаю? — заторопился Ромашов.
                     — Нет, благодарю. Пожалуйста, поскорее.
                     Он, не снимая пальто и перчаток, сел на стул, и, пока Ромашов одевался, волнуясь, без
   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40