Page 37 - Поединок

чтобы не быть поддельным:
— Постой-ка, поди сюда, чертова перечница… Небось побежишь к жидишкам? А?
Векселя писать? Эх ты, дура, дура, дурья ты голова… Ну, уж на тебе, дьявол тебе в печень.
Одна, две… раз, две, три, четыре… Триста. Больше не могу. Отдашь, когда сможешь. Фу,
черт, что за гадость вы делаете, капитан! — заорал полковник, возвышая голос по
восходящей гамме.
— Не смейте никогда этого делать! Это низость!.. Однако марш, марш, марш! К
черту-с, к черту-с. Мое почте ни е-с!..
В переднюю вышел, весь красный, с каплями на носу и на висках и с перевернутым,
смущенным лицом, маленький капитан Световидов. Правая рука была у него в кармане и
судорожно хрустела новенькими бумажками. Увидев Ромашова, он засеменил ногами,
шутовски-неестественно захихикал и крепко вцепился своей влажной, горячей, трясущейся
рукой в руку подпоручика. Глаза у него напряженно и конфузливо бегали и в то же время
точно щупали Ромашова: слыхал он или нет?
— Лют! Аки тигра! — развязно и приниженно зашептал он, кивая по направлению
кабинета. — Но ничего! — Световидов быстро и нервно перекрестился два раза. — Ничего.
Слава тебе, господи, слава тебе, господи!
— Бон-да-рен-ко! — крикнул из-за стены полковой командир, и звук его огромного
голоса сразу наполнил все закоулки дома и, казалось, заколебал тонкие перегородки
передней. Он никогда не употреблял в дело звонка, полагаясь на свое необыкновенное
горло. — Бондаренко! Кто там есть еще? Проси.
4
— Аки скимен! — шепнул Световидов с кривой улыбкой. — Прощайте, поручик.
Желаю вам легкого пару.
Из дверей выюркнул денщик — типичный командирский денщик, с
благообразно-наглым лицом, с масленым пробором сбоку головы, в белых нитяных
перчатках. Он сказал почтительным тоном, но в то же время дерзко, даже чуть-чуть
прищурившись, глядя прямо в глаза подпоручику:
— Их высокоблагородие просят ваше благородие.
Он отворил дверь в кабинет, стоя боком, и сам попятился назад, давая дорогу. Ромашов
вошел.
Полковник Шульгович сидел за столом, в левом углу от входа. Он был в серой
тужурке, из-под которой виднелось великолепное блестящее белье. Мясистые красные руки
лежали на ручках деревянного кресла. Огромное старческое лицо с седой короткой щеткой
волос на голове и с седой бородой клином было сурово и холодно. Бесцветные светлые глаза
глядели враждебно. На поклон подпоручика он коротко кивнул головой. Ромашов вдруг
заметил у него в ухе серебряную серьгу в виде полумесяца с крестом и подумал: «А ведь я
этой серьги раньше не видал».
— Нехорошо-с, — начал командир рычащим басом, раздавшимся точно из глубины его
живота, и сделал длинную паузу. — Стыдно-с! — продолжал он, повышая голос. — Служите
без году неделю, а начинаете хвостом крутить. Имею многие основания быть вами
недовольным. Помилуйте, что же это такое? Командир полка делает ему замечание, а он,
несчастный прапорщик, фендрик, позволяет себе возражать какую-то ерундистику.
Безобразие! — вдруг закричал полковник так оглушительно, что Ромашов вздрогнул. —
Немысленно! Разврат!
Ромашов угрюмо смотрел вбок, и ему казалось, что никакая сила в мире не может
заставить его перевести глаза и поглядеть в лицо полковнику. «Где мое Я! — вдруг
насмешливо пронеслось у него в голове. — Вот ты должен стоять навытяжку и молчать».
— Какими путями до меня дошло, я уж этого не буду вам передавать, но мне известно
доподлинно, что вы пьете. Это омерзительно. Мальчишка, желторотый птенец, только что

4 Как лев! (церков. — слав.).