Page 90 - Поединок
P. 90

сначала я, а потом вы. А иначе мы не столкуемся. Будемте говорить прямо и откровенно.
               Ответьте  мне  прежде  всего:  интересует  вас  хоть  сколько-нибудь  то,  что  о  ней  говорят  и
               сплетничают?  Ну,  словом…  черт!..  ее  репутация?  Нет,  нет,  подождите,  не  перебивайте
               меня… Ведь вы, надеюсь, не будете отрицать того, что вы от нее и от меня не видели ничего,
               кроме хорошего, и что вы были в нашем доме приняты, как близкий, свой человек, почти как
               родной.
                     Ромашов оступился в рыхлую землю, неуклюже споткнулся и пробормотал стыдливо:
                     — Поверьте, я всегда буду благодарен вам и Александре Петровне…
                     — Ах, нет, вовсе не в этом дело, вовсе не в этом. Я не ищу вашей благодарности, —
               рассердился  Николаев. —  Я  хочу  сказать  только  то,  что  моей  жены  коснулась  грязная,
               лживая сплетня, которая… ну, то есть в которую… — Николаев часто задышал и вытер лицо
               платком. — Ну, словом, здесь замешаны и вы. Мы оба — я и она — мы получаем чуть ли не
               каждый день какие-то подлые, хамские анонимные письма. Не стану вам их показывать…
               мне омерзительно это. И вот в этих письмах говорится… — Николаев замялся на секунду. —
               Ну, да черт!.. говорится о том, что вы — любовник Александры Петровны и что… ух, какая
               подлость!.. Ну, и так далее… что у вас ежедневно происходят какие-то тайные свидания и
               будто бы весь полк об этом знает. Мерзость!
                     Он злобно заскрипел зубами и сплюнул.
                     — Я знаю, кто писал, — тихо сказал Ромашов, отворачиваясь в сторону.
                     — Знаете?
                     Николаев остановился и грубо схватил Ромашова за рукав. Видно было, что внезапный
               порыв гнева сразу разбил его искусственную сдержанность. Его воловьи глаза расширились,
               лицо  налилось  кровью,  в  углах  задрожавших  губ  выступила  густая  слюна.  Он  яростно
               закричал, весь наклоняясь вперед и приближая свое лицо в упор к лицу Ромашова:
                     — Так  как  же  вы  смеете  молчать,  если  знаете!  В  вашем  положении  долг  каждого
               мало-мальски  порядочного  человека  —  заткнуть  рот  всякой  сволочи.  Слышите  вы…
               армейский донжуан! Если вы честный человек, а не какая-нибудь…
                     Ромашов,  бледнея,  посмотрел  с  ненавистью  в  глаза  Николаеву.  Ноги  и  руки  у  него
               вдруг страшно отяжелели, голова сделалась легкой и точно пустой, а сердце упало куда-то
               глубоко вниз и билось там огромными, болезненными толчками, сотрясая все тело.
                     — Я  попрошу  вас  не  кричать  на  меня, —  глухо  и  протяжно  произнес  Ромашов. —
               Говорите приличнее, я не позволю вам кричать.
                     — Я вовсе на вас и не кричу, — все еще грубо, но понижая тон, возразил Николаев. —
               Я вас только убеждаю, хотя имею право требовать. Наши прежние отношения дают мне это
               право. Если вы хоть сколько-нибудь дорожите чистым, незапятнанным именем Александры
               Петровны, то вы должны прекратить эту травлю.
                     — Хорошо, я сделаю все, что могу, — сухо ответил Ромашов.
                     Он повернулся и пошел вперед, посередине тропинки. Николаев тотчас же догнал его.
                     — И  потом…  только  вы,  пожалуйста,  не  сердитесь… —  заговорил  Николаев
               смягченно, с оттенком замешательства. —  Уж раз мы начали говорить, то лучше говорить
               все до конца… Не правда ли?
                     — Да? — полувопросительно произнес Ромашов.
                     — Вы  сами  видели,  с  каким  чувством  симпатии  мы  к  вам  относились,  то  есть  я  и
               Александра  Петровна.  И  если  я  теперь  вынужден…  Ах,  да  вы  сами  знаете,  что  в  этом
               паршивом городишке нет ничего страшнее сплетни!
                     — Хорошо, — грустно ответил Ромашов. — Я перестану у вас бывать. Ведь вы об этом
               хотели  просить  меня?  Ну,  хорошо.  Впрочем,  я  и  сам  решил  прекратить  мои  посещения.
               Несколько дней тому назад я зашел всего на пять минут, возвратить Александре Петровне ее
               книги, и, смею уверить вас, это в последний раз.
                     — Да… так вот… — сказал неопределенно Николаев и смущенно замолчал.
                     Офицеры в эту минуту свернули с тропинки на шоссе. До города оставалось еще шагов
               триста, и так как говорить было больше не о чем, то оба шли рядом, молча и не глядя друг на
   85   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95