Page 33 - Приглашение на казнь

-- Не падайте духом, -- продолжал директор. -- Завтра,
завтра осуществится то, о чем вы мечтаете... А миленький
календарь, правда? Художественная работа. Нет, это я не вам
принес.
Цинциннат прикрыл глаза. Когда он взглянул опять, директор
стоял к нему спиной посредине камеры. На стуле все еще валялись
кожаный фартук и рыжая борода, оставленные, по-видимому,
Родионом.
-- Нонче придется особенно хорошо убрать вашу обитель, --
сказал он, не оборачиваясь, -- привести все в порядок по случаю
завтрашней встречи... Покамест будем тут мыть пол, я вас
попрошу... вас попрошу...
Цинциннат зажмурился снова, и уменьшившийся голос
продолжал:
-- ...вас попрошу выйти в коридор. Это продлится недолго.
Приложим все усилия, дабы завтра должным образом, чисто,
нарядно, торжественно...
-- Уйдите, -- воскликнул Цинциннат, привстав и весь
трясясь.
-- Никак не могим, -- степенно произнес Родион, возясь с
ремнями фартука. -- Придется тут того -- поработать. Вишь,
пыли-то... Сами спасибочко скажете.
Он посмотрелся в карманное зеркальце, взбил на щеках
бороду и, наконец подойдя к койке, подал Цинциннату одеться. В
туфли было предусмотрительно напихано немного скомканной

бумаги, а полы халата были аккуратно подогнуты и зашпилены.
Цинциннат, покачиваясь, оделся и, слегка опираясь на руку
Родиона, вышел в коридор. Там он сел на табурет, заложив руки в
рукава, как больной. Родион, оставив дверь палаты широко
открытой, принялся за уборку. Стул был поставлен на стол; с
койки сорвана была простыня; звякнула ведерная дужка; сквозняк
перебрал бумаги на столе, и один лист спланировал на пол.
-- Что же вы это раскисли? -- крикнул Родион, возвышая
голос над шумом воды, шлепаньем, стуком. -- Пошли бы
прогуляться маленько, по колидорам-то... Да не бойтесь, -- я
тут как тут в случае чего, только кликнете.
Цинциннат послушно встал с табурета, -- но, едва он
двинулся вдоль холодной стены, несомненно сродной скале, на
которой выросла крепость; едва он отошел несколько шагов -- и
каких шагов! -- слабых, невесомых, смиренных; едва он обратил
местоположение Родиона, отворенной двери, ведер, в уходящую
впять перспективу, -- как Цинциннат почувствовал струю свободы.
Она плеснула шире, когда он завернул за угол. Голые стены,
кроме потных разводов и трещин, не были оживлены ничем; только
в одном месте кто-то расписался охрой, малярным махом: "Проба