Page 122 - Прощай оружие

Ты такая красивая и хорошая. Ты от меня не уйдешь ночью?
Ну конечно, я не уйду. Я всегда здесь. Я с тобой, когда бы ты меня ни позвал.

– Ах ты, ......! – сказал Пиани. – Поехали!
– Я задремал, – сказал я. Я посмотрел на часы. Было три часа утра. Я перегнулся через
сиденье, чтобы достать бутылку барбера.
– Вы разговаривали во сне, – сказал Пиани.

– Мне снился сон по-английски, – сказал я. Дождь немного утих, и мы двигались вперед.
Перед рассветом мы опять остановились, и когда совсем рассвело, оказалось, что мы
стоим на небольшой возвышенности, и я увидел весь путь отступления, простиравшийся
далеко вперед, шоссе, забитое неподвижным транспортом, сквозь который просеивалась
только пехота. Мы тронулись снова, но при дневном свете видно было, с какой скоростью
мы подвигаемся, и я понял, что если мы хотим когда-нибудь добраться до Удине, нам
придется свернуть с шоссе и ехать прямиком.

За ночь к колонне пристало много крестьян с проселочных дорог, и теперь в колонне
ехали повозки, нагруженные домашним скарбом; зеркала торчали между матрацами, к
задкам были привязаны куры и утки. Швейная машина стояла под дождем на повозке,
ехавшей впереди нас. Каждый спасал, что у него было ценного. Кое-где женщины сидели
на повозках, закутавшись, чтобы укрыться от дождя, другие шли рядом, стараясь
держаться как можно ближе. В колонне были теперь и собаки, они бежали, прячась под
днищами повозок. Шоссе было покрыто грязью, в канавах доверху стояла вода, и земля в
полях за деревьями, окаймлявшими шоссе, казалась слишком мокрой и слишком вязкой,
чтобы можно было отважиться ехать прямиком. Я вышел из машины и прошел немного
вперед, отыскивая удобное место, чтобы осмотреться и выбрать поворот на проселок.
Проселочных дорог было много, но я опасался попасть на такую, которая никуда не
приведет. Я все их видел не раз, когда мы проезжали в машине по шоссе, но ни одной не
запомнил, потому что машина шла быстро, и все они были похожи одна на другую. Я
только знал, что от правильного выбора дороги будет зависеть, доберемся ли мы до
места. Неизвестно было, где теперь австрийцы и как обстоят дела, но я был уверен, что,
если дождь перестанет и над колонной появятся самолеты, все пропало. Пусть хоть
несколько машин останется без водителей или несколько лошадей падет, – и движение
на дороге окончательно застопорится.
Дождь теперь лил не так сильно, и я подумал, что скоро может проясниться. Я прошел
еще немного вперед, и, дойдя до узкой дороги с живой изгородью по сторонам, меж двух
полей уходившей на север, решил, что по ней мы и поедем, и поспешил назад, к
машинам. Я сказал Пиани, где свернуть, и пошел предупредить Аймо и Бонелло.
– Если она нас никуда не выведет, мы можем вернуться и снова примкнуть к колонне, –
сказал я.

– А что же мне с этими делать? – спросил Бонелло. Его сержанты по-прежнему сидели
рядом с ним. Они были небриты, но выглядели по-военному даже в этот ранний
утренний час.
– Пригодятся, если нужно будет подталкивать машину, – сказал я. Я подошел к Аймо и
сказал, что мы попытаемся проехать прямиком.

– А мне что делать с моим девичьим выводком? – спросил Аймо. Обе девушки спали.

– От них мало пользы, – сказал я. – Лучше бы вам взять кого-нибудь на подмогу, чтобы
толкать машину.

– Они могут пересесть в кузов, – сказал Аймо. – В кузове есть место.
– Ну пожалуйста, если вам так хочется, – сказал я. – Но возьмите кого-нибудь с
широкими плечами на подмогу.

– Берсальера, – улыбнулся Аймо. – Самые широкие плечи у берсальеров. Им измеряют
плечи. Как вы себя чувствуете, tenente?