Page 132 - Прощай оружие

знают, чего хотят.
– Это вы правильно рассудили, tenente, – сказал Бонелло.

– Куда мы теперь пойдем? – спросил Пиани.
– Лучше всего переждать где-нибудь до темноты. Если нам удастся пробраться на юг, все
будет хорошо.
– Им придется перебить нас всех в доказательство, что они не зря убили одного, – сказал
Бонелло. – Я не хочу рисковать.
– Мы переждем где-нибудь поближе к Удине и потом в темноте пройдем.

– Тогда пошли, – сказал Бонелло.
Мы спустились по северному откосу насыпи. Я оглянулся. Аймо лежал в грязи под углом
к полотну. Он был совсем маленький, руки у него были вытянуты по швам, ноги в
обмотках и грязных башмаках сдвинуты вместе, лицо накрыто кепи. Он выглядел очень
мертвым. Шел дождь. Я относился к Аймо так хорошо, как мало к кому в жизни. У меня в
кармане были его бумаги, и я знал, что должен буду написать его семье. Впереди за
полянами виднелась ферма. Вокруг нее росли деревья, и к дому пристроены были
службы. Вдоль второго этажа шла галерейка на сваях.
– Нам лучше держаться на расстоянии друг от друга, – сказал я. – Я пойду вперед.
Я двинулся по направлению к ферме. Через поле вела тропинка.

Проходя через поле, я был готов к тому, что в нас станут стрелять из-за деревьев вокруг
дома или из самого дома. Я шел прямо к дому, ясно видя его перед собой. Галерея
второго этажа соединялась с сеновалом, и между сваями торчало сено. Двор был
вымощен камнем, и с ветвей деревьев стекали капли дождя. Посредине стояла большая
пустая одноколка, высоко вздернув оглобли под дождем. Я прошел через двор и постоял
под галереей. Дверь была открыта, и я вошел. Бонелло и Пиани вошли вслед за мной.
Внутри было темно. Я прошел на кухню. В большом открытом очаге была зола. Над
очагом висели горшки, но они были пусты. Я пошарил кругом, но ничего съестного не
нашел.
– Здесь на сеновале можно переждать, – сказал я. – Пиани, может быть, вам удастся
раздобыть чего-нибудь поесть, так несите туда.
– Пойду поищу, – сказал Пиани.

– И я пойду, – сказал Бонелло.

– Хорошо, – сказал я. – А я загляну на сеновал.
Я отыскал каменную лестницу, которая вела наверх из хлева. От хлева шел сухой запах,
особенно приятный под дождем. Скота не было, вероятно, его угнали, когда покидали
ферму. Сеновал до половины был заполнен сеном. В крыше было два окна; одно
заколочено досками, другое – узкое слуховое окошко на северной стороне. В углу был
желоб, по которому сено сбрасывали вниз, в кормушку. Был люк, приходившийся над
двором, куда во время уборки подъезжали возы с сеном, и над люком скрещивались
балки. Я слышал стук дождя по крыше и чувствовал запах сена и, когда я спустился,
опрятный запах сухого навоза в хлеву. Можно было оторвать одну доску и из окна на
южной стороне смотреть во двор. Другое окно выходило на север, в поле. Если бы
лестница оказалась отрезанной, можно было через любое окно выбраться на крышу и
оттуда спуститься вниз или же съехать вниз по желобу. Сеновал был большой и,
заслышав кого-нибудь, можно было спрятаться в сене. По-видимому, место было
надежное. Я был уверен, что мы пробрались бы на юг, если бы в нас не стреляли.

Не может быть, чтобы здесь были немцы. Они идут с севера и по дороге из Чивидале.
Они не могли прорваться с юга. Итальянцы еще опаснее. Они напуганы и стреляют в
первого встречного. Прошлой ночью в колонне мы слышали разговоры о том, что в
отступающей армии на севере немало немцев в итальянских мундирах. Я этому не верил.
Такие разговоры всегда слышишь во время войны. И всегда это проделывает неприятель.