Page 60 - Прощание с Матерой

– А поправитесь, могилки, Павел, могилки, – не забывала Дарья. – Покуль могилки не
перенесете, я вас с Матёры не пущу. А нет – дак я сама тут остануся.
Андрей удивленно и недоверчиво переводил глаза с отца на бабушку и с бабушки на
отца: неужто правда, как они говорят, придется отрывать могилы и выгребать то, что
осталось от покойников, похороненных давным-давно, когда еще и его не было на свете?
Зачем? Предстоящая эта работа и пугала, казалась жуткой, недоброй, но и подманивала,
дразнила: интересно. Интересно, во что превращается человек, пролежавший в земле
тридцать, сорок, пятьдесят лет, и не просто какой-нибудь посторонний человек, а из твоего
рода-племени – дядя или прадед? Вызовет ли это в нем какие-то особенные, не испытанные
еще чувства? Едва ли потом, во всю остальную жизнь, доведется увидеть что-нибудь
похожее. Это особый случай, особая история, которые наверняка не повторятся.
Но известно же, что человек только предполагает… Назавтра вдруг как снег на голову:
Павла срочно, с посыльным, вызвали в поселок. Кто-то из его рабочих-ремонтников по
пьянке или по недосмотру, по головотяпству сунул руку в станок и остался на всю жизнь
инвалидом.
Павел лишь на минутку забежал домой, приехал с луга, куда за ним гоняли машину,
едва переоделся и без чаю, без сборов кинулся на берег. Дарья вслед ему крикнула:
– Когда назад-то ждать?
– Не знаю, – на бегу отмахнулся он.
Андрей в тот день косил. Пинигинский покос вот уже лет пятнадцать оставался на
одном месте – на правом дальнем берегу за полями и кочкарником, и Андрей, не забыв
дорогу к нему, ушел туда утром один, прихватив с собой узелок с едой, если лень будет
возвращаться в обед, котелок и брусок, чтобы острить литовку. Он унес две литовки:
вечером, пораньше, прямо с луга туда должен был завернуть отец. Но он не пришел, и о том,
что случилось, Андрей узнал, воротясь в потёмках домой. Выслушав бабушку, он уверенно
сказал – так что поверила и она:
– Утром приплывет.
Однако утром Павел не приплыл. Дарья подождала, подождала и, когда солнце пошло
под уклон, не вытерпев, побежала к Андрею на покос. В кочкарнике после дождей стояла
вода; если обходить – заворачивать далеко, долго, и она не от ума поперла прямо, выше
колен провалилась в холодную вязкую трясину, едва ползком выбралась, грязная и мокрая,
как ведьма, и вынуждена была все-таки повернуть. Она совсем выбилась из сил, пока
добралась до места, – Андрея там не было. Литовка, воткнутая в землю, торчала возле
шалагана – старого, наполовину разоренного, крытого корьем еще в первый год, как
получили этот надел, но до последнего времени все еще служившего и пригождавшегося в
минуты отдыха или внезапного дождя. Другая литовка, поддетая за ветку, висела на березе,
одной из трех, под которыми притаился шалаган. Он был в тени, и Дарья отошла от него,
присела под солнышко на поваленную траву – ноги никак не отогревались. Разувшись и
растирая их руками, она осмотрелась.
Андрей не столько накосил, сколько напутал, – видно, отвык от крестьянской работы,
позабыл, растерял, что умел. Валки топорщились высоко, сквозь них торчала уцелевшая,
ростовая трава, прокосы были волнистыми. Приглядевшись, Дарья заметила, что валки
успели подвялиться и обсохнуть, – значит, сегодня Андрей не косил совсем или прошел
всего два-три коротких гона. И горькое, неприятное чувство сжало Дарью: нет, ничего из
загаданного не будет. Ничего не будет, не стоит и надеяться. Все впустую.
Она крикнула Андрея, потом еще и еще, пока не дождалась ответа. Андрей выбрался из
тальниковых кустов выше по берегу в полверсте от нее, в руках у него был котелок, в
котором что-то ярко краснело. И она догадалась: он.собирал кислицу. Господи, совсем еще
ребенок! Не досмотри – он в кусты, где ягодка… И как он один живет?!
Но она для того и пришла, чтобы снять его с работы. За день она извелась и, когда
услышала, что снаряжают лодку в поселок за продуктами, тут же подхватилась: пусть
сплавает Андрей, пусть разузнает, что там с отцом. Бог с ней, с косьбой: приедет Павел –