Page 77 - Разгром

— А с попом как? — спросил Кубрак. — Тоже — сука... Офицерей годувал.
— Отпустите его, — ну его к черту!
Толпа, к которой присоединились и многие партизаны, хлынула вслед за Кубраком,
потащившим человека в жилетке. Тот упирался, сучил ногами и плакал, вздрагивая нижней
челюстью.
Чиж, в фуражке, испачканной чем-то нехорошим, но с нескрываемым победоносным
видом, подошел к Мечику.
— Вот ты где! — сказал обрадованно и гордо. — Эк тебя разукрасило! Пойдем
пожрать куда-нибудь... Теперь они его разделают... — протянул он многозначительно и
свистнул.
В избе, куда их пустили пообедать, было сорно и душно, пахло хлебом и
шинкованной капустой. Весь угол у печки был завален грязными капустными кочнами. Чиж,
давясь хлебом и щами, без умолку рассказывал о своих доблестях и то и дело поглядывал из-
под бровей на тоненькую девушку с длинными косами, подававшую им. Она смущалась и
радовалась. Мечик старался слушать Чижа, но все время настораживался и вздрагивал от
каждого стука.
— ... Вдруг он как обернется — да на меня... — верещал Чиж, давясь и чавкая, — тут
я его рраз!..
В это время звякнули стекла и послышался отдаленный залп. Мечик, вздрогнув,
уронил ложку и побледнел.
— Да когда же все это кончится!.. — воскликнул он в отчаянии и, закрыв лицо
руками, вышел из избы.
“... Они убили его, этого человека в жилетке, — думал он, уткнувшись лицом в
воротник шинели, лежа где-то в кустах, — он даже не помнил, как забрался сюда. — Они
убьют и меня рано или поздно... Но я и так не живу — я точно умер: я не увижу больше
родных мне людей и этой милой девочки со светлыми кудрями, портрет которой я изорвал
на мелкие клочки... А он, наверно, плакал, бедный человек в жилетке... Боже, зачем я изорвал
ее? И неужели я никогда не вернусь к ней? Как я несчастен!..”
Уже вечерело, когда он вышел из кустов с сухими глазами, с выражением страдания
на лице. Где-то совсем рядом разливались пьяные голоса, играла гармонь. Он встретил у
ворот тоненькую девушку с длинными косами, — она несла воду на коромысле,
изогнувшись, как лозинка.
— Ох, и гуляет ваш один с хлопцами с нашими, — сказала она, подняв темные
ресницы, и улыбнулась. — Он як... чуете? — И в такт разухабистой музыке, летевшей из-за
угла, она покачала своей милой головкой. Ведра тоже качнулись, сплеснув воду, — девушка
застыдилась и юркнула в калитку.
А мы сами, каторжане,
Того да-жидалися-а... —
разливался чей-то пьяный и очень знакомый Мечику голос. Мечик выглянул за угол и
увидел Морозку с гармоньей и с растрепавшимся чубом, свисавшим ему на глаза,
прилипавшим к его красному, потному лицу.
Морозка шел посреди улицы с циничным развальцем, выставив вперед и растягивая
гармонь с таким — “от всей души” — выражением, точно он похабничал и тут же каялся; за
ним шла орава таких же пьяных парней, без поясов и шапок. По бокам, крича и вздымая
клубы пыли, бежали босоногие мальчишки, безжалостные и резвые, как чертенята.
— А-а... Друг мой любезный! — в пьяном лицемерном восторге закричал Морозка,
увидев Мечика. — Куда же ты? Куда?
Не бойся — бить не будем... Выпей с нами... Ах, душа с тебя вон — вместях
пропадать будем!