Page 13 - Хождение по мукам. Сёстры

усталая. Расстегивая гамаши, она низко наклонилась, говоря:
– Понимаешь, покуда нашла автомобиль, промочила ноги.

Тогда Даша, продолжая глядеть на калоши Николая Ивановича, спросила сурово:
– Катя, где ты была?

– На литературном ужине, моя милая, в честь, ей-богу, даже не знаю кого. Все то же
самое. Устала до смерти и хочу спать.

И она пошла в столовую. Там, бросив на скатерть кожаную сумку и вытирая платком
носик, спросила:

– Кто это нащипал цветов? А где Николай Иванович, спит?
Даша была сбита с толку: сестра ни с какой стороны не походила на окаянную бабу и
была не только не чужая, а чем-то особенно сегодня близкая, так бы ее всю и погладила.
Но все же с огромным присутствием духа, царапая ногтем скатерть в том именно месте,
где полчаса тому назад Николай Иванович ел яичницу, Даша сказала:

– Катя!

– Что, миленький?
– Я все знаю.

– Что ты знаешь? Что случилось, ради бога?
Екатерина Дмитриевна села к столу, коснувшись коленями Дашиных ног, и с
любопытством глядела на нее снизу вверх.

Даша сказала:

– Николай Иванович мне все открыл.
И не видела, какое было лицо у сестры, что с ней происходило.

После молчания, такого долгого, что можно было умереть, Екатерина Дмитриевна
проговорила злым голосом:
– Что же такое потрясающее сообщил про меня Николай Иванович?

– Катя, ты знаешь.

– Нет, не знаю.
Она сказала это «не знаю» так, словно получился ледяной шарик.
Даша сейчас же опустилась у ее ног.

– Так, может быть, это неправда? Катя, родная, милая, красивая моя сестра, скажи, –
ведь это все неправда? – И Даша быстрыми поцелуями касалась Катиной нежной,
пахнущей духами руки с синеватыми, как ручейки, жилками.
– Ну, конечно, неправда, – ответила Екатерина Дмитриевна, устало закрывая глаза, – а
ты и плакать сейчас же. Завтра глаза будут красные, носик распухнет.
Она приподняла Дашу и надолго прижалась губами к ее волосам.

– Слушай, я дура! – прошептала Даша в ее грудь.
В это время громкий и отчетливый голос Николая Ивановича проговорил за дверью
кабинета:
– Она лжет!