Page 141 - Старик

последняя песня была любимой Сергея Кирилловича, он пел ее часто.
Правда,
особым голосом не обладал и слухом тоже.
Павел, ты спрашиваешь, отчего я в письме высказала удивление тем, что
именно ты написал заметку о Сергее Кирилловиче. Это неправильно.
Небольшое
удивление, правда, есть, но оно не главное чувство, которое я испытала,
прочитав заметку, а главное - огромная радость и огромная благодарность
тебе за то, что ты вспомнил дорогое имя. А небольшое удивление лишь
оттого, что ты был в составе секретариата суда в Балашове в 1919 году.
Помню, ты не смог помочь мне встретиться с адвокатом в первый день
заседания, сказав, что поздно. Вообще, мне кажется, Павел, ты тогда как-то
верил в виновность Сергея Кирилловича. Я тебя не обвиняю, тогда
большинство верило. Люди находились в угаре войны, многое видели совсем
не
так, как теперь, когда можно спокойно все оценить.
Павел, я устала от этого письма и все время боюсь, что что-то сказать
не успела. Какой-то страх, что самое важное, самое ценное о Сергее
Кирилловиче написать забыла. Вчера вызывала врача и целый день лежала,
очень разволновалась. Поэтому кончаю, а то можно вспоминать бесконечно.
У
меня сохранились случайно последние письма Сергея Кирилловича,
некоторые
его документы, но я тебе их пока не посылаю. Может быть, мы с тобой
встретимся здесь, в Клюквине, или я приеду в Москву, у невестки есть

машина, она иногда ездит в Москву по делам, за покупками. Но я бы хотела,
дорогой Павел, увидеть тебя здесь, я стала плоха, истинная старуха.
Обнимаю тебя. Ответь мне поскорее. Твоя Ася.
Между прочим, невестка, она довольно бесцеремонная, прочитала мое
сочинение и сделала такой вывод: "Вы, матушка (называет меня, как ей
кажется, остроумно - матушкой), неправильно построили жизнь. Вам надо
было
сочинять романы. Вы пишете - прямо не оторвешься. Как детектив". Вот
какие
комплименты на старости лет. Напиши, как ты переносишь жару. У нас тут
все
сгорело, картошки не будет, ягод совсем не видели".
Павел Евграфович прочитал письмо дважды, потом еще перечитал
отдельные
места, испытывая чувство восторга и какой-то невнятной тревоги, отчего
было сердце; биение и холодели руки. Принял лекарство, немного
успокоился.
Восторг был оттого, что умершее трепетало и жило на страницах
школьной
тетрадки, а тревога - бог знает... Не оттого же, что Ася написала