Page 174 - Старик

Сунул палец в рот и ногтем в зубе колупается. - Хоть немного о Мигулине...
Вы о нем материал собираете, как я слышал... Интереснейшая фигура! Если
есть минутка свободная...
- Зачем вам?
- Слыхал о нем, читал кое-что. Было б прекрасно хоть немного.
Врет. Не слыхал, не читал, а с Руськиных слов.
- О Мигулине могу рассказывать долго. Но сын мой к такой беседе не
располагает. Что с вами, Руслан Павлович? Вы белены объелись? Или
человека
убили?
- Рассказывай! - кивает мрачно. - Просят тебя...
Нет, язык не поворачивается, неохота, ни к чему это им. Они для другого
приехали. Бубню что-то через силу, из вежливости, они слушают вроде бы
внимательно, Роман Владимирович головой покачивает, приговаривает
"так,
так", а женщина подошла к стене и разглядывает портрет Гали. Летом после
войны на речке. Долго глядит на портрет, не спрашивая ничего. Тогда,
прервав рассказ, говорю:
- Хотите спросить о моей покойной жене? Спрашивайте, пожалуйста.
Ведь
вам _нужно_ спросить.
Нарочно нажимаю на "нужно". Но те делают вид, что не заметили. Роман
Владимирович вдруг:
- Ваша покойная жена тоже как-то связана была с Мигулиным?
Тут я его насквозь узрел. Никаких сомнений не осталось.

- Нет, - говорю, - ошибаетесь, дорогой мой.
- А вы сами, Павел Евграфович, не чувствуете ли, - указательным пальцем
подпер очки на переносице, так что глаза будто выпрыгнули вперед, -
какую-то, что ли, неосознанную, ничтожную, может быть, вину перед
памятью
Мигулина?
- Вину? - переспрашиваю. И чую, он меня опрокинул. В самое сердце холод
вонзил. Зачем же спрашивает, негодяй? Вся сила из меня вышла, и я молчу.
Он извиняется, вскочил, руки к груди прижимает, побежал в другую
комнату, чайник принес зачем-то старый, распаявшийся.
- Нет, милый доктор. _Перед ним_ вины своей не чувствую. А перед всеми
остальными - и перед вами - да, виноват...
- Чем виноваты, Павел Евграфович?
Объяснил как мог: тем, что истиной не делился. Хоронил для себя. А
истина, как мне кажется, дорогой кандидат медицинских наук, ведь только
тогда драгоценность, когда для всех. Если же только у тебя одного, под
подушкой, как золото у Шейлока, тогда - тьфу, не стоит плевка. Вот почему
мучаюсь на старости лет, ибо времени не остается. Не знаю, понял ли
что-нибудь. Скорей всего, нет, хотя поддакивал "так, так", но во взоре,
пристально-улыбчивом, сквозь очки, тот же холод. Скорей всего, сделал