Page 176 - Тихий Дон

Сотни простояли в резерве часа три. Стрельба утихала и нарастала с новой силой. Над
ними прострекотал и дал несколько кругов чей-то аэроплан. Он кружился на недоступной
высоте и полетел на восток, забирая все выше; под ним в голубом плесе вспыхнули
молочные дымки шрапнельных разрывов: били из зенитки.
Резерв ввели в дело к полудню. Уже искурен был весь запас махорки и люди изныли в
ожидании, когда прискакал ординарец-гусар. Сейчас же командир четвертой сотни вывел
сотню на просеку и повел куда-то в сторону. (Григорию казалось, что едут они назад.) Минут
двадцать ехали по чаще, смяв построение. К ним все ближе подползали звуки боя; где-то
неподалеку, сзади, беглым огнем садила батарея; над ними с клекотом и скрежетом, одолевая
сопротивление воздуха, проносились снаряды. Сотня, расчлененная блужданием по лесу, в
беспорядке высыпала на чистое. В полуверсте от них на опушке венгерские гусары рубили
прислугу русской батареи.
— Сотня, стройся!
Не успели разомкнуть строй:
— Сотня, шашки вон, в атаку марш-э-марш!
Голубой ливень клинков. Сотня, увеличивая рысь, перешла в намет.
Возле запряжки крайнего орудия суетилось человек шесть венгерских гусар. Один из
них тянул под уздцы взноровившихся лошадей; второй бил их палашом, остальные,
спешенные, пытались стронуть орудие, помогали, вцепившись в спины колес. В стороне на
куцехвостой шоколадной масти кобылице гарцевал офицер. Он отдавал приказание.
Венгерцы увидели казаков и, бросив оружие, поскакали.
«Вот так, вот так, вот так!» — мысленно отсчитывал Григорий конские броски. Нога
его на секунду потеряла стремя, и он, чувствуя свое неустойчивое положение в седле, ловил
стремя с внутренним страхом; свесившись, поймал, вдел носок и, подняв глаза, увидел
орудийную запряжку шестерней, на передней — обнявшего руками конскую шею
зарубленного ездового, в заплавленной кровью и мозгами рубахе. Копыта коня опустились
на хрустнувшее под ними тело убитого номерного. Возле опрокинутого зарядного ящика
лежало еще двое, третий навзничь распластался на лафете. Опередив Григория, скакал
Силантьев. Его почти в упор застрелил венгерский офицер на куцехвостой кобылице.
Подпрыгнув на седле, Силантьев падал, ловил, обнимал руками голубую даль… Григорий
дернул поводья, норовя зайти с подручной стороны, чтобы удобней было рубить; офицер,
заметив его маневр, выстрелил из-под руки. Он расстрелял в Григория револьверную обойму
и выхватил палаш. Три сокрушительных удара он, как видно искусный фехтовальщик,
отразил играючи. Григорий, кривя рот, настиг его в четвертый раз, привстал на стременах
(лошади их скакали почти рядом, и Григорий видел пепельно-серую, тугую, бритую щеку
венгерца и номерную нашивку на воротнике мундира), он обманул бдительность венгерца
ложным взмахом и, изменив направление удара, пырнул концом шашки, второй удар нанес в
шею, где кончается позвоночный столб. Венгерец, роняя руку с палашом и поводья,
выпрямился, выгнул грудь, как от укуса, слег на луку седла. Чувствуя чудовищное
облегчение, Григорий рубанул его по голове. Он видел, как шашка по стоки въелась в кость
выше уха.
Страшный удар в голову сзади вырвал у Григория сознание. Он ощутил во рту горячий
рассол крови и понял, что падает, — откуда-то сбоку, кружась, стремительно неслась на него
одетая жнивьем земля.
Жесткий толчок при падении на секунду вернул его к действительности. Он открыл
глаза; омывая, их залила кровь. Топот возле уха и тяжкий дух лошади: «хап, хап, хап!» В
последний раз открыл Григорий глаза, увидел раздутые розовые ноздри лошади, чей-то
пронизавший стремя сапог. «Все», — змейкой скользнула облегчающая мысль. Гул и черная
пустота.

XIV