Page 182 - Тихий Дон

— Замечательно! Прицельная камера, весь механизм — верх совершенства, —
восторженно заметил хорунжий Чубов, успевший опорожнить второй котелок щей.
— Я видел, но о своих впечатлениях умалчиваю. Профан в артиллерии. По-моему,
пушка как пушка, — зевластая.
— Завидую тем, кто в свое время воевал первобытным способом, — продолжал
Калмыков, теперь уже обращаясь к Листницкому. — В честном бою врубиться в противника
и шашкой разделить человека надвое — вот это я понимаю, а то черт знает что!
— В будущих войнах роль кавалерии сведется к нулю.
— Вернее, ее самой не будет существовать.
— Ну, это-то положим!
— Вне всякого сомнения.
— Слушай, Терсинцев, нельзя же человека заменить машиной. Это крайность.
— Я не про человека говорю, а про лошадь. Мотоцикл или автомобиль ее заменит.
— Воображаю, автомобильный эскадрон.
— Глупость! — загорячился Калмыков. — Конь еще послужит армиям. Абсурдная
фантазия! Что будет через двести — триста лет, мы не знаем, а сейчас, во всяком случае,
конница…
— Что ты будешь делать, Дмитрий Донской, когда траншеи опояшут фронт? А? Ну-ка,
отвечай!
— Прорыв, налет, рейд в глубокий тыл противника — вот работа кавалерии.
— Ерунда.
— Ну, там посмотрим, господа.
— Давайте спать.
— Слушайте, оставьте споры, пора и честь знать, ведь остальные спать хотят.
Возгоревшийся спор угасал. Кто-то под буркой храпел и высвистывал. Листницкий, не
принимавший участия в разговоре, лежал на спине, вдыхая пряный запах постеленной
ржаной соломы. Калмыков, крестясь, лег с ним рядом.
— Вы поговорите, сотник, с вольноопределяющимся Бунчуком. Он в вашем взводе.
Интересный парень!
— Чем? — спросил Листницкий, поворачиваясь к Калмыкову спиной.
— Обрусевший казак. Жил в Москве. Простой рабочий, но натасканный по этим
разным вопросам. Бедовый человек и превосходный пулеметчик.
— Давайте спать, — предложил Листницкий.
— Пожалуй, — думая о чем-то своем, согласился Калмыков и, шевеля пальцами ног,
виновато поморщился. — Вы, сотник, извините, это у меня от ног такой запах… Знаете ли,
третью неделю не разуваюсь, карпетки истлели от пота… Такая мерзость, знаете. Надо у
казаков портянки добыть.
— Пожалуйста, — окунаясь в сон, промямлил Листницкий.
Листницкий забыл о разговоре с Калмыковым, но на другой день случай столкнул его с
вольноопределяющимся Бунчуком. На рассвете командир сотни приказал ему выехать в
рекогносцировку и, если представится возможным, связаться с пехотным полком,
продолжавшим наступление на левом фланге. Листницкий, в рассветной полутьме блуждая
по двору, усыпанному спавшими казаками, разыскал взводного урядника.
— Наряди со мной пять человек казаков в разъезд. Скажи, чтоб приготовили мне коня.
Побыстрей.
Через пять минут к порогу халупы подошел невысокий казак.
— Ваше благородие, — обратился он к сотнику, насыпавшему в портсигар папирос, —
урядник не назначает меня в разъезд потому, что не моя очередь. Разрешите вы мне поехать?
— Выслуживаешься? Чем проштрафился? — спросил сотник, силясь разглядеть в
серенькой темноте лицо казака.
— Я ничем не проштрафился.
— Что ж, поезжай… — решил Листницкий и встал.