Page 245 - Тихий Дон

нос в золотое пенсне, глядя поверх стекол на мелеховскую бороду, заявил:
— Цто же ты, Пантелей Прокофьиц, будешь платить или как?
Оглядел Пантелей Прокофьевич пустующие полки и глянцевитый от старости
прилавок, помялся:
— Погоди, Емельян Констентиныч, обернусь трошки — заплачу.
На том кончился разговор. Обернуться старику не пришлось — урожай не указал, а из
гулевой скотины нечего было продавать. И вот тебе, как снег на темя, — приехал судебный
пристав, прислал за неплательщиком — и в два оборота:
— Вынь да положь сто целковых.
На въезжей, в комнате пристава, на столе длинная бумага, на ней читай — не перечь:

ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ЛИСТ
По Указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА 1916 года октября дня,
я. Донецкого округа Мировой судья 7-го участка, слушал гражданское дело по
иску мещанина Сергея Мохова с урядника Пантелеймона Мелехова 100 руб. по
запродажному письму, и, руководствуясь ст. ст. 81, 100, 129, 133, 145, Уст. Гр.
Суд., заочно определил:
Взыскать с ответчика, урядника Пантелеймона Прокофьева Мелехова, в
пользу истца, мещанина Сергея Платоновича Мохова, сто рублей по запродажному
письму от 21 июня 1915 года, а также три рубля судебных и за ведение дела
издержек. Решение не окончательное; объявить как заочное.
Решение это, на основании 3 пункт. 156 ст. Устава Граждан. Судопр.,
подлежит немедленному исполнению, как вошедшее в законную силу. Донецк.
Окр. Мировой судья 7-го участка, по указу Его Императорского Величества,
приказал: всем местам и лицам, до коих сие может относиться, исполнить в
точности настоящее решение, а властям местным, полицейским и военным
оказывать исполняющему решение приставу надлежащее по закону содействие без
малейшего отлагательства.

Пантелей Прокофьевич, выслушав пристава, попросил разрешения сходить домой,
пообещав сегодня же внести деньги. Со въезжей он прямо направился к свату Коршунову.
На площади повстречался с безруким Алешкой Шамилем.
— Хромаешь, Прокофьич? — приветствовал его Шамиль.
— Помаленечку.
— Далеко ли бог несет?
— К свату. Дельце есть.
— О! А у них, брат, радость. Не слыхал? Сынок Мирона Григорича с фронта пришел.
Митька ихний пришел, гутарют.
— В самом деле?
— Слыхал такую брехню, — мигая щекой и глазом, доставая кисет и подходя к
Пантелею Прокофьевичу, говорил Шамиль. — Давай закурим, дядя! Бумажка моя, табачок
твой.
Закуривая, Пантелей Прокофьевич колебался — идти или нет; в конце концов решил
пойти и, попрощавшись с безруким, захромал дальше.
— Митька-то тоже с крестом! Норовит твоих сынов догнать. У нас теперь по хутору
кавалеров этих — как воробьев в хворосте! — горланил вслед ему Шамиль.
Пантелей Прокофьевич не спеша вышел в конец хутора; поглядывая на окна
коршуновского куреня, подошел к калитке. Встретил его там сват. Веснушчатое лицо
старика Коршунова словно вымыла радость, казался он и чище и не таким уж конопатым.
— Прослыхал про нашу радость? — ручкаясь со сватом, спрашивал Мирон
Григорьевич.
— Дорогой от Алешки Шамиля узнал. Я к тебе, сваток, по другому делу…
— Погоди, какие дела! Пойдем в куреня — служивого встренешь. Мы, признаться, на
радостях трошки подпили… У моей бабы блюлась бутылка царской про свят случай.