Page 345 - Тихий Дон

звучный «ох» разрыва. После перелета снаряды очередями стали ложиться вблизи цепи.
Жмурясь от ветра, Григорий с чувством удовлетворения подумал: «Нащупали!»
На правом фланге шли сотни 44-го полка. Голубов вел свой полк в центре. Григорий
был влево от него. За ним, замыкая левый фланг, шли красногвардейские отряды. К сотням
Григория было придано три пулемета. Командир их, небольшой красногвардеец, с
сумрачным лицом и густоволосатыми широкими руками, искусно вел стрельбу, парализуя
наступательные маневры противника. Он все время находился около пулемета, двигавшегося
с цепью атаманцев. При нем была плотная, одетая в шинель женщина-красногвардеец.
Григорий, проходя вдоль цепи, злобно подумал: «Юбочник! На позиции идет — и то с бабой
не расстается. С такими навоюешь!.. Детей бы уж заодно забрал с периной и со всеми
огарками!..» Начальник пулеметной команды подошел к Григорию, поправил на груди шнур
нагана.
— Вы командуете этим отрядом?
— Да, я!
— Я поведу заградительный огонь на участке атаманской полусотни. Вы видите — нам
не дают хода.
— Валяйте, — согласился Григорий и повернулся на крик от замолкшего пулемета.
Бородатый здоровый пулеметчик свирепо кричал:
— Бунчук!.. Расплавим машинку!.. Разве можно так?
Возле него на коленях стояла женщина в шинели. Черные глаза ее, горевшие под
пуховым платком, напомнили Григорию Аксинью, и он секунду, затосковав глазами,
смотрел на нее не моргая, удерживая дыхание.
В полдень к Григорию прискакал от Голубова ординарец с запиской. На неровно
оторванном листке полевой книжки корячились размашистые буквы.

«Приказываю вам именем Донского ревкома с двумя вверенными вашему
командованию сотнями сняться с позиции и спешным аллюром идти в обхват
правого фланга противника, имея направление на участок, что виден отсюда,
немного левее ветряка, по балке… Маскируйте движение (несколько
неразборчивых слов)… Ударить с фланга, как только мы перейдем в решительный
натиск.
Голубов »

Григорий отвел и посадил на коней две сотни, отошел назад, стараясь, чтобы
противник не определил его направления.
Двадцать верст дали круга. Лошади шли, проваливаясь в глубоком снегу. Балка, по
которой двигались в обход, была засыпана снегом. Местами доходил он лошадям до брюха.
Григорий, прислушиваясь к вспышкам орудийного гула, тревожно посматривал на часы,
снятые с руки убитого в Румынии германского офицера, — боялся опоздать. Он сверялся по
компасу с направлением — и все же уклонился немного больше, чем следовало, влево. По
широкой отножине выбрались на чистое. Лошади дымились паром, мокрели в пахах.
Скомандовав спешиться, Григорий первый выскочил на бугор. Кони остались в балке с
коноводами. За Григорием полезли по пологому склону казаки. Он оглянулся, увидел за
собой более сотни спешенных, редко рассыпавшихся по снежному склону балки бойцов и
почувствовал себя уверенней, сильнее. В бою всегда сильно владело им, как и каждым,
табунное чувство. Взглядом охватив обстановку, Григорий понял, что опоздал, не учтя
тяжелой дороги, по меньшей мере на полчаса.
Голубов смелым стратегическим ходом почти отрезал чернецовцам путь к
отступлению, с боков выставил заслоны и фронтальным ударом шел на полузамкнутого
противника. Грохали батарейные залпы. Рокотали винтовочные выстрелы, будто по
железной сковороде катилась дробь; крыла шрапнель измятые цепи чернецовцев, густо
ложились снаряды.
— В це-е-епь!..