Page 703 - Тихий Дон

— Камышинский полк участвовал в этом бою?
— Нет.
— Но ваш левый фланг прикрывала кавалерийская часть, что это за часть?
— Оставьте! Еще раз повторяю вам, что на подобные вопросы отвечать не стану.
— На выбор: или ты, собака, сейчас же развяжешь язык, или через десять минут
будешь поставлен к стенке! Ну?!
И тогда неожиданно высоким, юношески звучным голосом пленный сказал:
— Вы мне надоели, старый дурак! Тупица! Если б вы попались ко мне — я бы вас не
так допрашивал!..
Андреянов побледнел, схватился за кобуру нагана. Тогда Григорий неторопливо встал
и предостерегающе поднял руку.
— Ого! Ну, теперь хватит! Погутарили — и хватит. Обое вы горячие, как погляжу…
Ну, не сошлись, и не надо, об чем толковать? Он правильно делает, что не выдает своих.
Ей-богу, это здорово! Я и не ждал!
— Нет, позвольте!.. — горячился Андреянов, тщетно пытаясь расстегнуть кобуру.
— Не позволю! — с веселым оживлением сказал Григорий, вплотную подходя к столу,
заслоняя собой пленного. — Пустое дело — убить пленного. Как вас совесть не зазревает
намеряться на него, на такого? Человек безоружный, взятый в неволю, вон на нем и одежи-то
не оставили, а вы намахиваетесь…
— Долой! Меня оскорбил этот негодяй! — Андреянов с силой оттолкнул Григория,
выхватил наган.
Пленный живо повернулся лицом к окну, — как от холода, повел плечами. Григорий с
улыбкой следил за Андреяновым, а тот, почувствовав в ладони шероховатую рукоять
револьвера, как-то нелепо взмахнул им, потом опустил дулом книзу и отвернулся.
— Рук не хочу марать… — отдышавшись и облизав пересохшие губы, хрипло сказал
он.
Не сдерживая смеха, сияя из-под усов кипенным оскалом зубов, Григорий сказал:
— Оно и не пришлось бы! Вы поглядите, наган-то у вас разряженный. Ишо на ночевке,
я проснулся утром, взял его со стула и поглядел… Ни одного патрона в нем, и не чищенный,
должно, месяца два! Плохо вы доглядаете за личным оружием!
Андреянов опустил глаза, повертел большим пальцем барабан револьвера, улыбнулся:
— Черт! А ведь верно…
Сотник Сулин, молча и насмешливо наблюдавший за всем происходившим, свернул
протокол допроса, сказал, приятно картавя:
— Я вам неоднократно говорил, Семен Поликарпович, что с оружием вы обращаетесь
безобразно. Сегодняшний случай — лишнее доказательство тому.
Андреянов поморщился, крикнул:
— Эй, кто там из нижних чинов? Сюда!
Из передней вошли два ординарца и начальник караула.
— Уведите! — Андреянов кивком головы указал на пленного.
Тот повернулся лицом к Григорию, молча поклонился ему, пошел к двери. Григорию
показалось, будто у пленного под рыжеватыми усами в чуть приметной благодарной
усмешке шевельнулись губы…
Когда утихли шаги, Андреянов усталым движением снял очки, тщательно протер их
кусочком замши, желчно сказал:
— Вы блестяще защищали эту сволочь — это дело ваших убеждений, но говорить при
нем о нагане, ставить меня в неловкое положение — послушайте, что же это такое?
— Беда не дюже большая, — примирительно ответил Григорий.
— Нет, все же напрасно. А знаете ли, я бы мог его убить. Тип возмутительный! До
вашего прихода я бился с ним полчаса. Сколько он тут врал, путал, изворачивался, давал
заведомо ложных сведений — ужас! А когда я его уличил — попросту и наотрез отказался
говорить. Видите ли, офицерская честь не позволяет ему выдавать противнику военную