Page 17 - Здравствуй грусть
P. 17

— Что отвратительно? — с удивлением спросил отец.
                — Ты привозишь рыжую девушку к морю, под палящее солнце, которого она не
                переносит, а когда она вся облезла, ты ее бросаешь. Это слишком просто! А я — что я
                скажу Эльзе?

                Анна с усталым видом опять обернулась к нему. Он улыбался, ей, меня он не слушал. Я
                дошла до полного отчаяния:
                — Ладно, я скажу… скажу ей, что отец хочет спать с другой дамой, а она пусть подождет
                удобного случая, так что ли?
                Возглас отца и звук пощечины, которую мне отвесила Анна, раздались одновременно. Я
                проворно отпрянула от открытой дверцы. Анна ударила меня очень больно.
                — Проси прощения, — сказал отец.

                В полном смятении я застыла у дверцы машины. Благородные позы всегда приходят мне
                на ум с запозданием.

                — Подойдите сюда, — сказала Анна.
                В ее голосе не было угрозы, и я подошла. Она коснулась рукой моей щеки и заговорила
                мягко, с расстановкой, как говорят с недоумками:
                — Не будьте злюкой, мне очень жаль Эльзу. Но при вашей деликатности вы сумеете все
                уладить. А завтра мы все объясним. Я вам сделала больно?

                — Нет, что вы, — вежливо ответила я. Оттого что она вдруг стала такая ласковая, а я
                только что так необузданно вспылила, я едва не расплакалась. Они уехали — я смотрела
                им вслед, чувствуя себя опустошенной. Единственным моим утешением была мысль о
                моей собственной деликатности. Я неторопливо вернулась в казино, где меня ждала
                Эльза и повисший на ее руке южноамериканец.

                — Анне стало плохо, — непринужденно объявила я. — Папе пришлось отвезти ее домой.
                Выпьем чего-нибудь?

                Она смотрела на меня, не говоря ни слова. Я попыталась найти убедительную деталь.

                — У нее началась рвота, — сказала я. — Ужас, она испортила себе все платье.
                Мне казалось, что эта подробность потрясающе правдива, но Эльза вдруг заплакала,
                тихо и жалобно. Я в растерянности уставилась на нее.

                — Сесиль, — сказала она. — Ах, Сесиль, мы были так счастливы…
                И она зарыдала громче. Южноамериканец заплакал тоже и все повторял: «Мы были так
                счастливы, так счастливы». В эту минуту я ненавидела Анну и отца. Я готова была на
                все, что угодно, лишь бы Эльза перестала плакать и тушь не стекала бы с ее ресниц, и
                американец не рыдал бы больше.

                — Еще не все потеряно, Эльза. Поедемте со мной.

                — Я приду на днях за своими вещами, — прорыдала она. Прощайте, Сесиль, мы всегда
                ладили друг с другом.
                Мы обычно говорили с ней только о погоде и модах, но сейчас мне казалось, что я теряю
                старого друга. Я круто повернулась и побежала к машине.
   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22