Page 18 - Здравствуй грусть

Глава шестая
Утреннее пробуждение было мучительным — наверняка из-за того, что накануне я
выпила много виски. Я проснулась, лежа поперек кровати, в темноте, с неприятным
вкусом во рту, в отвратительной испарине. В щели ставен пробивался солнечный луч — в
нем сомкнутым строем вздымались пылинки. Мне не хотелось ни вставать, ни оставаться
в постели. У меня мелькнула мысль, каково будет отцу и Анне, если Эльза вернется
сегодня утром. Я старалась думать о них, чтобы заставить себя встать, но тщетно.
Наконец я преодолела себя и, понурая, несчастная, оказалась на прохладных плитах
пола. Зеркало являло мне унылое отражение — я внимательно вглядывалась в него:
расширенные зрачки, опухший рот, это чужое лицо — мое… Неужели я могу чувствовать
себя слабой и жалкой только из-за этих вот губ, искаженных черт, из-за того, что я
произвольно втиснута в эти ненавистные рамки? Но если я и в самом деле втиснута в эти
рамки, почему мне дано убедиться в этом таким безжалостным и тягостным для меня
образом? Я упивалась тем, что презираю себя, ненавижу свое злое лицо, помятое и
подурневшее от разгула. Я стала глухо повторять слово «разгул», глядя себе в глаза, и
вдруг заметила, что улыбаюсь. В самом деле, хорош разгул: несколько жалких рюмок,
пощечина и слезы. Я почистила зубы и сошла вниз.
Отец с Анной уже сидели рядом на террасе, перед ними стоял поднос с утренним
завтраком. Я невнятно пробормотала: «Доброе утро» — и села напротив. Из стыдливости
я не решалась на них смотреть, но их молчание вынудило меня поднять глаза. Лицо
Анны слегка осунулось — это был единственный след ночи любви. Оба улыбались
счастливой улыбкой. Это произвело на меня впечатление — счастье всегда было в моих
глазах залогом правоты и удачи.

— Хорошо спала? — спросил отец.
— Так себе, — ответила я. — Я выпила вчера слишком много виски.

Я налила себе кофе, жадно отхлебнула глоток, но тут же отставила чашку. Было в их
молчании что-то такое — какое-то ожидание, от которого мне стало не по себе. Я
слишком устала, чтобы долго его выдерживать.

— Что происходит? У вас обоих такой загадочный вид. Отец зажег сигарету, стараясь
казаться спокойным. Анна посмотрела на меня против обыкновения в явном
замешательстве.
— Я хотела вас кое о чем попросить. Я приготовилась к худшему.

— Опять что-нибудь передать Эльзе?
Она отвернулась, снова обратила взгляд к отцу.

— Ваш отец и я — мы хотели бы пожениться, — сказала она. Я пристально посмотрела на
нее, потом на отца. Я ждала от него знака, взгляда, который покоробил бы меня, но и
успокоил. Он рассматривал свои руки. Я подумала: «Не может быть», но я уже знала, что
это правда.
— Очень хорошая мысль, — сказала я, чтобы выиграть время. У меня не укладывалось в
голове: отец, который всегда так упорно противился браку, каким бы то ни было оковам,
в одну ночь решился… Это переворачивало всю нашу жизнь. Мы лишались своей
независимости. Я вдруг представила себе нашу жизнь втроем — жизнь, внезапно
упорядоченную умом, изысканностью Анны, — ту жизнь, какую вела она на зависть мне.
Умные, тактичные друзья, счастливые, спокойные вечера… Я вдруг почувствовала
презрение к шумным застольям, к южноамериканцам и разным эльзам. Чувство
превосходства и гордости ударило мне в го-лову.

— Очень, очень хорошая мысль, — повторила я и улыбнулась им.
— Я знал, что ты обрадуешься, котенок, — сказал отец. Он успокоился, развеселился.
Заново прорисованное любовной истомой лицо Анны было таким открытым и нежным,
каким я его никогда не видела.
— Подойди сюда, котенок, — сказал отец. Он протянул мне обе руки, привлек меня к