Page 13 - Здравствуй грусть

Я подумала, что все мои любовные переживания сводились именно к этому. Внезапное
волнение при виде какого-то лица, от какого-то жеста, поцелуя… Упоительные, не
связанные между собой мгновения — вот и все, что сохраняла моя память.
— Это нечто совсем иное, — говорила Анна. — Это постоянная нежность, привязанность,
потребность в ком-то… Вам этого не понять.
Она сделала неопределенное движение рукой и взялась за га-зету. Я предпочла бы,
чтобы она рассердилась, а не примирялась так равнодушно с моей эмоциональной
несостоятельностью. Я подумала, что она права — я живу как животное, по чужой
указке, я жалка и слаба. Я презирала себя, а это было на редкость не-приятное чувство,
потому что я к нему не привыкла, — я себя не судила, если можно так выразиться, ни
ради хвалы, ни ради хулы. Я поднялась к себе, в голове бродили смутные мысли. Я
ворочалась на теплых простынях, в ушах все еще звучали слова Анны:

«Это нечто совсем иное, это постоянная потребность в ком-то». Испытала ли я хоть раз в
жизни потребность в ком-нибудь?

Подробности этих трех недель изгладились из моей памяти. Я уже говорила, я не хотела
замечать ничего определенного, никакой угрозы. Другое дело — дальнейшие события:
они врезались мне в память, потому что поглотили все мое внимание, всю мою
изобретательность. Но эти три недели, три первые, в общем счастливые недели… В
какой именно день отец бросил откровенный взгляд на губы Анны и в какой громко
упрекнул ее в равнодушии, притворяясь, будто шутит? Когда именно он уже без улыбки
сопоставил изощренность ее ума с придурковатостью Эльзы? Мое спокойствие
зиждилось на дурацкой уверенности, что они знакомы уже пятнадцать лет, и, уж если им
суждено было влюбиться друг в друга, это давно бы случилось. «Впрочем, если этого не
миновать, — убеждала я себя, — отец влюбится в Анну на три месяца, и из этого романа
она вынесет кое-какие пылкие воспоминания и капельку унижения». Будто я не знала,
что Анна не из тех женщин, кого бросают за здорово живешь. Но рядом был Сирил — и
мои мысли были заняты им. Мы часто ходили по вечерам в кабачки Сен-Тропеза,
танцевали под замирающие звуки кларнета и шептали друг другу слова любви, которые
я наутро забывала, но которые так сладко звучали в миг, когда были произнесены. Днем
мы плавали на паруснике вдоль берега. Иногда с нами плавал отец. Ему очень нравился
Сирил, особенно с тех пор, как тот проиграл ему заплыв в кроле. Отец называл его «мой
мальчик», Сирил называл отца «мсье», но я невольно задавалась вопросом, кто из них
двоих взрослее.

Однажды нас пригласили на чай к матери Сирила. Это была спокойная, улыбчивая
старая дама, она рассказывала нам о своих вдовьих и материнских заботах. Отец
выражал ей сочувствие, бросал благодарные взгляды на Анну, рассыпался в любезностях
перед старой дамой. Должна сказать, что ему вообще никогда не было жаль потерянного
даром времени. Анна с милой улыбкой наблюдала эту сцену. Дома она заявила, что
старушка очаровательна. Я стала бранить на чем свет стоит старых дам этого типа.
Отец с Анной посмотрели на меня со снисходительной и насмешливой улыбкой, и это
вывело меня из себя.

— Не видите вы, что ли, до чего она самодовольна, — крикнула я. — Она гордится своей
жизнью, потому что воображает, будто исполнила свой долг и…

— Но это так и есть, — сказала Анна. — Она исполнила, как говорится, свой долг супруги
и матери…

— А свой долг шлюхи? — спросила я.
— Я не люблю грубостей, — сказала Анна, — даже в парадоксах.

— Это вовсе не парадокс. Она вышла замуж, как все на свете, до страсти или просто
потому, что так получилось. Родила ребенка — вам известно, откуда берутся дети?

— Конечно, не так хорошо, как вам, — отозвалась Анна с иронией, — но кое-какое
представление об этом у меня есть.

— Так вот она воспитала этого ребенка. Вполне возможно, что она не стала подвергать