Page 100 - Золотой телёнок

десять на торжественном заседании, устроенном в его честь. После заседания
состоялась неофициальная часть, во время которой избранные геркулесовцы очень
веселились, потрясали лафитничками, севастопольскими стопками и, обращаясь к Заузе,
кричали: “Пей до дна! “

“Дорогая Тили, - писал инженер своей невесте в Аахен, -вот уже десять дней я живу в
Черноморске, но к работе в концерне “Геркулес” еще не приступил. Боюсь, что эти дни у
меня вычтут из договорных сумм”.

Однако пятнадцатого числа артельщик-плательщик вручил Заузе полумесячное
жалованье.

— Не кажется ли вам, — сказал Генрих своему новому другу Бомзе, — что мне заплатили
деньги зря? Я не выполняю никакой работы.
— Оставьте, коллега, эти мрачные мысли! - вскричал Адольф Николаевич. - Впрочем,
если хотите, можно поставить вам специальный стол в моем кабинете.
После этого Заузе писал письмо невесте, сидя за специальным собственным столом:

“Милая крошка. Я живу странной и необыкновенной жизнью. Я ровно ничего не делаю,
но получаю деньги пунктуально, в договорные сроки. Все это меня удивляет. Расскажи
об этом нашему другу, доктору Бернгарду Гернгроссу. Это покажется ему интересным”.
Приехавший из Москвы Полыхаев, узнав, что у Заузе уже есть стол, обрадовался.

— Ну, вот и прекрасно! - сказал он. - Пусть Скумбриевич введет немца в курс дела.
Но Скумбриевич, со всем своим пылом отдавшийся организации мощного кружка
гармонистов-баянистов, сбросил немца Адольфу Николаевичу. Бомзе это не понравилось.
Немец мешал ему закусывать и вообще лез не в свои дела, и Бомзе сдал его в
эксплуатационный отдел. Но так как этот отдел в то время перестраивал свою работу,
что заключалось в бесконечном перетаскивании столов с места на место, то Генриха
Марию сплавили в финсчетный зал. Здесь Арников, Дрейфус, Сахарков, Корейко и
Борисохлебский, не владевшие немецким языком, решили, что Заузе-иностранный
турист из Аргентины, и по целым дням объясняли ему геркулесовскую систему
бухгалтерии. При этом они пользовались азбукой для глухонемых.

Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся
кричать:
— Я не желаю получать деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться,
я буду жаловаться вашему патрону!
Конец речи иностранного специалиста не понравился Скумбриевичу. Он вызвал к себе
Бомзе.
— Что с немцем? - спросил он. - Чего он бесится?

— Знаете что, — сказал Бомзе, — по-моему, он просто склочник. Ей-богу. Сидит человек
за столом, ни черта не делает, получает тьму денег и еще жалуется.

— Вот действительно склочная натура, - заметил Скумбриевич, - даром что немец. - К
нему надо применить репрессии. Я как-нибудь скажу Полыхаеву. Тот его живо в бутылку
загонит.
Однако Генрих Мария решил пробиться к Полыхаеву сам. Но ввиду того, что начальник
“Геркулеса” был видным представителем работников, которые “минуту тому назад
вышли” или “только что здесь были”, попытка эта привела только к сидению на
деревянном диване и взрыву, жертвами которого стали невинные дети лейтенанта
Шмидта.
— Бюрократизмус! — кричал немец, в ажитации переходя на трудный русский язык.
Остап молча взял европейского гостя за руку, подвел его к висевшему на стене ящику
для жалоб и сказал, как глухому: