Page 35 - Золотой телёнок

подвязанное к мужицкой телеге.
Но месячному свету дано уже другое назначение. Месяц сможет отлично сиять на
гудронных шоссе. Автомобильные сирены и клаксоны заменят симфонический звон
крестьянского ведерка. А сверчков можно будет слушать в специальных заповедниках;
там будут построены трибуны, и граждане, подготовленные вступительным словом
какого-нибудь седого сверчковеда, смогут вдосталь насладиться пением любимых
насекомых.

ГЛАВА VII. СЛАДКОЕ БРЕМЯ СЛАВЫ
Командор пробега, 1водитель машины, бортмеханик и прислуга за все чувствовали себя
прекрасно.
Утро было прохладное. В жемчужном небе путалось бледное солнце. В травах кричала
мелкая птичья сволочь.

Дорожные птички “пастушки” медленно переходили дорогу перед самыми колесами
автомобиля. Степные горизонты источали такие бодрые запахи, что, будь на месте
Остапа какой-нибудь крестьянский писатель-середнячок из группы “Стальное вымя”, не
удержался бы он, вышел бы из машины, сел бы в траву и тут же на месте начал бы
писать на листах походного блокнота новую повесть, начинающуюся словами: “Инда
взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку.
Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился… “

Но Остап и его спутники были далеки от поэтических восприятий. Вот уже сутки они
мчались впереди автопробега. Их встречали музыкой и речами. Дети били для них в
барабаны. Взрослые кормили их обедами и ужинами, снабжали заранее заготовленными
авточастями, а в одном посаде поднесли хлеб-соль на дубовом резном блюде с
полотенцем, вышитым крестиками. Хлеб-соль лежала на дне машины, между ногами
Паниковского. Он все время отщипывал от каравая кусочки и в конце концов проделал в
нем мышиную дыру. После этого брезгливый Остап выкинул хлеб-соль на дорогу. Ночь
антилоповцы провели в деревушке, окруженные заботами деревенского актива. Они
увезли оттуда большой кувшин топленого молока и сладкое воспоминание об
одеколонном запахе сена, на котором спали.

— Молоко и сено, — сказал Остап, когда “Антилопа” на рассвете покидала деревню, —
что может быть лучше! Всегда думаешь; “Это я еще успею. Еще много будет в моей
жизни молока и сена”. А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это
была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили.
Спутники Бендера смотрели на него с уважением. Их приводила в восторг открывшаяся
перед ними легкая жизнь.
— Хорошо жить на свете! — сказал Балаганов. - Вот мы едем, мы сыты. Может быть, нас
ожидает счастье…

— Вы в этом твердо уверены? — спросил Остап. - Счастье ожидает нас на дороге? Может
быть, еще машет крылышками от нетерпения? “Где, — говорит оно, — адмирал
Балаганов? Почему его так долго нет? ” Вы псих, Балаганов! Счастье никого не
поджидает. Оно бродит по стране в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку:
“Ах, Америка — это страна, там гуляют и пьют без закуски”. Но эту наивную детку надо
ловить, ей нужно поправиться, за ней нужно ухаживать. А у вас, Балаганов, с этой
деткой романа не выйдет. Вы оборванец. Посмотрите, на кого вы похожи! Человек в
вашем костюме никогда не добьется счастья. Да и вообще весь экипаж “Антилопы”
экипирован отвратительно. Удивляюсь, как это нас еще принимают за участников
автопробега!

Остап с сожалением оглядел своих спутников и продолжал:
— Шляпа Паниковского меня решительно смущает. Вообще он одет с вызывающей
роскошью. Этот драгоценный зуб, эти кальсонные тесемочки, эта волосатая грудь под
галстуком… Проще надо одеваться, Паниковский! Вы — почтенный старик. Вам нужны
черный сюртук и касторовая шляпа. Балаганову подойдут клетчатая ковбойская рубаха
и кожаные краги. И он сразу же приобретет вид студента, занимающегося