Page 61 - Золотой телёнок

спросите!
— Что вы пристаете? — хмуро сказал Балаганов.

— Нет, вы спросите! - требовал Паниковский. - Поезжайте и спросите! И вам скажут, что
до революции Паниковский был слепым. Если бы не революция, разве я пошел бы в дети
лейтенанта Шмидта, как вы думаете? Ведь я был богатый человек. У меня была семья и
на столе никелированный самовар. А что меня кормило? Синие очки и палочка.
Он вынул из кармана картонный футляр, оклеенный черной бумагой в тусклых
серебряных звездочках, и показал синие очки.
— Вот этими очками, - сказал он со вздохом, - я кормился много лет. Я выходил в очках и
с палочкой на Крещатик и просил какого-нибудь господина почище помочь бедному
слепому перейти улицу. Господин брал меня под руку и вел. На другом тротуаре у него
уже не хватало часов, если у него были часы, или бумажника. Некоторые носили с собой
бумажники.
— Почему же вы бросили это дело? — спросил Балаганов оживившись.

— Революция, — ответил бывший слепой. — Раньше я платил городовому на углу
Крещатика и Прорезной пять рублей в месяц, и меня никто не трогал. Городовой следил
даже, чтобы меня не обижали. Хороший был человек! Фамилия ему была Небаба, Семен
Васильевич. Я его недавно встретил. Он теперь музыкальный критик. А сейчас? Разве
можно связываться с милицией? Не видел хуже народа. Они какие-то идейные стали,
какие-то культуртрегеры. И вот, Балаганов, на старости лет пришлось сделаться
аферистом. Но для такого экстренного дела можно пустить в ход мои старые очки. Это
гораздо вернее ограбления.

Через пять минут из общественной уборной, обсаженной табаком и мятой, вышел слепец
в синих очках. Задрав подбородок в небо и мелко постукивая перед собой курортной
палочкой, он направился к выходу из сада. Следом за ним двигался Балаганов.
Паниковского нельзя было узнать. Отогнув назад плечи и осторожно ставя ноги на
тротуар, он вплотную подходил к домам, стуча палочкой по витринным поручням,
натыкался на прохожих и, глядя сквозь них, шествовал дальше. Он работал настолько
добросовестно, что даже смял большую очередь, голова которой упиралась в столбик с
надписью “Остановка автобуса”. Балаганов только диву давался, глядя на бойкого
слепого.
Паниковский злодействовал до тех пор, покуда из геркулесовского подъезда не вышел
Корейко. Балаганов заметался. Сначала он подскочил слишком близко к месту действия,
потом отбежал слишком далеко. И лишь после всего этого занял удобную для
наблюдений позицию у фруктового киоска. Во рту у него почему-то появился противный
вкус, словно бы он полчаса сосал медную дверную ручку. Но, взглянув на эволюции
Паниковского, он успокоился.

Балаганов увидел, что слепой повернулся фронтом к миллионеру, зацепил его палочкой
по ноге и ударил плечом. После этого они, видимо, обменялись несколькими словами.
Затем Корейко улыбнулся, взял слепого под руку и помог ему сойти на мостовую. Для
большей правдоподобности Паниковский изо всех сил колотил палкой по булыжникам и
задирал голову, будто он был взнуздан. Дальнейшие действия слепого отличались такой
чистотой и точностью, что Балаганов почувствовал даже зависть. Паниковский обнял
своего спутника за талию. Его рука скользнула по левому боку Корейко и на некую долю
секунды задержалась над парусиновым карманом миллионера-конторщика.

— Ну-ну, - шептал Балаганов. - Давай, старик, давай!
Но в то же мгновение блеснули стекла, тревожно промычала груша, затряслась земля, и
большой белый автобус, еле удержавшись на колесах, резко осадил на средине мостовой.
Одновременно с этим раздались два крика:

— Идиот! Автобуса не видит! — визжал Паниковский, выскочив из-под колеса и грозя
провожатому сорванными с носа очками.

— Он не слепой! - удивленно вскричал Корейко. - Ворюга!