Page 63 - Золотой телёнок

выискался — Паниковский! Гомер, Мильтон и Паниковский! Теплая компания! А
Балаганов? Тоже-матрос с разбитого корабля. Паниковского бьют, Паниковского бьют! А
сам… Идемте в городской сад. Я вам устрою сцену у фонтана.
У фонтана Балаганов сразу же переложил всю вину на Паниковского. Оскандалившийся
слепой указывал на свои расшатавшиеся за годы лихолетья нервы и кстати заявил, что
во всем виноват Балаганов-личность, как известно, жалкая и ничтожная. Братья тут же
принялись отпихивать друг друга ладонями. Уже послышались однообразные возгласы:
“А ты кто такой? “, уже вырвалась из очей Паниковского крупная слеза, предвестница
генеральной драки, когда великий комбинатор, сказав “брек”, развел противников, как
судья на ринге.

— Боксировать будете по выходным дням, — промолвил он. Прелестная пара: Балаганов
в весе петуха, Паниковский в весе курицы! Однако, господа чемпионы, работники из вас-
как из собачьего хвоста сито. Это кончится плохо. Я вас уволю, тем более что ничего
социально ценного вы собою не представляете.

Паниковский и Балаганов, позабыв о ссоре, принялись божиться и уверять, что сегодня
же к вечеру во что бы то ни стало обыщут Корейко. Бендер только усмехался.
— Вот увидите, - хорохорился Балаганов. - Нападение на улице. Под покровом ночной
темноты. Верно, Михаил Самуэлевич?
— Честное, благородное слово, — поддержал Паниковский. Мы с Шурой… не
беспокойтесь! Вы имеете дело с Паниковским.
— Это меня и печалит, — сказал Бендер, — хотя, пожалуйста… Как вы говорите? Под
покровом ночной темноты? Устраивайтесь под покровом. Мысль, конечно, жиденькая.
Да и оформление тоже, вероятно, будет убогое.
После нескольких часов уличного дежурства объявились, наконец, все необходимые
данные: покров ночной темноты и сам пациент, вышедший с девушкой из дома, где жил
старый ребусник. Девушка не укладывалась в план. Пока что пришлось последовать за
гуляющими, которые направились к морю.

Горящий обломок луны низко висел над остывающим берегом. На скалах сидели черные
базальтовые, навек обнявшиеся парочки. Море шушукалось о любви до гроба, о счастье
без возврата, о муках сердца и тому подобных неактуальных мелочах. Звезда говорила со
звездой по азбуке Морзе, зажигаясь и потухая. Световой туннель прожектора соединял
берега залива. Когда он исчез, на его месте долго еще держался черный столб.

— Я устал, — хныкал Паниковский, тащась по обрывам за Александром Ивановичем и
его дамой. - Я старый. Мне трудно.

Он спотыкался о сусликовые норки и падал, хватаясь руками за сухие коровьи блины.
Ему хотелось на постоялый двор, к домовитому Козлевичу, с которым так приятно
попить чаю и покалякать о всякой всячине.
И в тот момент, когда Паниковский твердо уже решил идти домой, предложив
Балаганову довершить начатое дело одному, впереди сказали:
— Как тепло! Вы не купаетесь ночью, Александр Иванович? Ну, тогда подождите здесь.
Я только окунусь — и назад.

Послышался шум сыплющихся с обрыва камешков, белое платье исчезло, и Корейко
остался один.

— Скорей! - шепнул Балаганов, дергая Паниковского за руку. - Значит, я захожу с левой
стороны, а вы-справа. Только живее!

— Я-слева, - трусливо сказал нарушитель конвенции.
— Хорошо, хорошо, вы - слева. Я толкаю его в левый бок, нет, в правый, а вы жмете
слева.
— Почему слева?