Page 10 - Избранное

"малосимпатичного стиля" жизни и работы учреждений, согласно которому установилась не
очень внешне различимая, но вполне реальная система деления людей на две явно неравных
категории. С одной стороны, "дескать, — мы, а вот, дескать, — вы". Но на самом-то деле,
утверждает автор, "вы-то и есть мы, а мы отчасти — вы". Финал звучит
грустно-предостерегающе: "Тут есть, мы бы сказали, какая-то несообразность".
Несообразность эта, достигшая уже гротесковой степени, с едким сарказмом
изобличена в рассказе "История болезни" (1936). Здесь описаны быт и нравы некоей
особенной больницы, в которой посетителей встречает на стене жизнерадостный плакат:
"Выдача трупов от 3-х до 4-х", а фельдшер вразумляет больного, которому не нравится это
объявление, словами: "Если, говорит, вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте".
В 20-е годы многим казалось, что с проклятым наследием прошлого можно покончить
довольно быстро. М. Зощенко ни тогда, ни десятилетием позже не разделял этих
благодушных иллюзий. Сатирик видел поразительную жизненную цепкость всевозможных
общественных сорняков и отнюдь не преуменьшал способностей мещанина и обывателя к
мимикрии и приспособленчеству.
Однако в 30-е годы для решения вечного вопроса о человеческом счастье возникают
новые предпосылки, обусловленные гигантскими социалистическими преобразованиями,
культурной революцией. Это оказывает существенное воздействие на характер и
направление творчества писателя.
У Зощенко появляются учительные интонации, которых раньше не было вовсе.
Сатирик не только и даже не столько высмеивает, бичует, сколько терпеливо учит,
разъясняет, растолковывает, обращаясь к уму и совести читателя. Высокая и чистая
дидактика с особым совершенством воплотилась в цикле трогательных и ласковых рассказов
для детей, написанных в 1937 1938 годах.
В комической новелле и фельетоне второй половины 30-х годов грустный юмор все
чаще уступает место поучительности, а ирония — лирико-философской интонации
("Вынужденная посадка", "Поминки", "Пьяный человек", "Баня и люди", "Встреча", "В
трамвае" и др.). Взять, например, рассказ "В трамвае" (1937). Это даже не новелла, а просто
уличная сценка, жанровая зарисовка, которая в прошлые годы легко могла бы стать ареной
курьезно-веселых ситуаций, густо приправленных комической солью острот. Достаточно
вспомнить "На живца", "Галоши" и т.п.
Теперь у писателя и гнев, и веселье редко вырываются наружу. Больше, чем прежде, он
декларирует высокую нравственную позицию художника, отчетливо выявленную в узловых
местах сюжета — там, где затрагиваются особо важные и дорогие сердцу писателя вопросы
чести, достоинства, долга.
Отстаивая концепцию деятельного добра, М. Зощенко все больше внимания уделяет
положительным характерам, смелее и чаще вводит в сатирико-юмористический рассказ
образы положительных героев. И не просто в роли статистов, застывших в своей
добродетели эталонов, а персонажей, активно действующих и борющихся ("Веселая игра",
"Новые времена", "Огни большого города", "Долг чести").
Прежде развитие комической фабулы у Зощенко состояло из беспрестанных
противоречий, возникавших между ироническим "да" и реальным "нет". Контраст между
высоким и низким, плохим и хорошим, комическим и трагическим выявлялся самим
читателем по мере его углубления в сатирический текст повествования. Автор порою
затушевывал эти контрасты, недостаточно четко дифференцируя речь и функцию сказчика и
свою собственную позицию.
Рассказ и фельетон 30-х годов строятся Зощенко на иных композиционных началах не
потому, что исчезает такой важный компонент новеллы прежних лет, как герой-сказчик.
Теперь персонажам сатирических произведений начинает противостоять не только более
высокая авторская позиция, но и сама среда, в условиях которой пребывают герои. Это
социальное противостояние и двигает в конечном счете внутренние пружины сюжета.
Наблюдая, как попираются всевозможными чинушами, волокитчиками, бюрократами честь и