Page 119 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 119
даже в ноги. Она приходила также обнимать, целовать и благодарить мою
мать, которая, однако, никаких благодарностей не принимала и возражала,
что это дело до неё вовсе не касается.
Я замечал иногда, что Параша что-то шептала моей матери; иногда она
слушала её, а всего чаще заставляла молчать и прогоняла, и вот что эта
Параша, одевая меня, один раз мне сказала: «Да, вы тут сидите, а вас
грабят». Я не понял и попросил объяснения. Параша отвечала: «Да вот
сколько теперь батюшка-то ваш роздал крестьян, дворовых людей и всякого
добра вашим тётушкам-то, а все понапрасну; они всклепали на покойника;
они точно просили, да дедушка отвечал: что брат Алёша даст, тем и будьте
довольны. Никанорка Танайчёнок все это своими ушами слышал, и все в
доме это знают». Я плохо понимал, о чём шло дело, и это не произвело на
меня никакого впечатления; но я, как и всегда, поспешил рассказать об этом
матери. Она так рассердилась и так кричала на Парашу, так грозила ей, что
я испугался. Параша плакала, просила прощенья, валялась в ногах у моей
матери, крестилась и божилась, что никогда вперёд этого не будет. Мать
сказала ей, что если ещё раз что-нибудь такое случится, то она отошлёт ее в
симбирское Багрово ходить за коровами. Как было мне жаль бедную
Парашу, как она жалобно на меня смотрела и как умоляла, чтоб я упросил
маменьку простить её!.. и я с жаром просил за Парашу, обвиняя себя, что
подверг ее такому горю. Мать простила, но со всем тем выгнала вон из
нашей комнаты свою любимую приданую женщину и не позволила ей
показываться на глаза, пока её не позовут, а мне она строго подтвердила,
чтоб я никогда не слушал рассказов слуг и не верил им и что это всё
выдумки багровской дворни: разумеется, что тогда никакое сомнение в
справедливости слов матери не входило мне в голову. Только впоследствии
понял я, за что мать сердилась на Парашу и отчего она хотела, чтоб я не
знал печальной истины, которую мать знала очень хорошо. Понял также и
то, для чего мать напрасно обвиняла багровскую дворню, понял, что в этом
случае дворня была выше некоторых своих господ.
Обрадованный, что со мной и с сестрицей бабушка и тётушка стали
ласковы, и уверенный, что все нас любят, я сам сделался очень ласков со
всеми, особенно с бабушкой. Я скоро предложил всему обществу
послушать моего чтения из «Россиады» и трагедий Сумарокова. Меня
слушали с любопытством, и хвалили, и говорили, что я умник, грамотей и
чтец.
Через несколько дней страх мой совершенно прошёл. Я стал ходить по
всему дому, провожаемый иногда Евсеичем. Один раз как-то без него я
заглянул даже в дедушкину комнату: она была пуста, все вещи куда-то