Page 124 - «Детские годы Багрова-внука»

В городе беспрестанно получались разные известия из Петербурга,

которые приводили всех в смущение и страх; но в чём состояли эти
известия, я ничего узнать не мог, потому что о них всегда говорили
потихоньку, а на мои вопросы обыкновенно отвечали, что я ещё дитя и что
мне знать об этом не нужно. Мне было досадно; особенно сердил меня
один ответ: «Много будешь знать, скоро состареешься». Одного только
обстоятельства нельзя было скрыть: государь приказал, чтобы все, кто
служит, носили какие-то сюртуки особенного покроя, с гербовыми
пуговицами (сюртуки назывались оберроками), и кроме того – чтоб жены
служащих чиновников носили сверх своих парадных платьев что-то вроде
курточки, с таким же шитьем, какое носят их мужья на своих мундирах.
Мать была мастерица на всякие вышиванья и сейчас принялась шить по
карте серебряные петлицы, которые очень были красивы на голубом
воротнике белого спензера, или курточки. Мать выезжала в таком наряде
несколько раз по праздникам в церковь, к губернаторше и ещё куда-то. Я
всегда любовался ею и провожал до лакейской. Все называли мою мать
красавицей, и точно она была лучше всех, кого я знал.

Весна пришла, и вместо радостного чувства я испытывал грусть. Что
мне было до того, что с гор бежали ручьи, что показались проталины в саду
и около церкви, что опять прошла Белая и опять широко разлились её воды!
Не увижу я Сергеевки и её чудного озера, её высоких дубов, не стану удить
с мостков вместе с Евсеичем, и не будет лежать на берегу Сурка,
растянувшись на солнышке! Вдруг узнаю я, что отец едет в Сергеевку.
Кажется, это было давно решено, и только скрывали от меня, чтобы не
дразнить понапрасну ребёнка. В Сергеевку приехал землемер, Ярцев, чтоб
обмежевать нашу землю. Межеванье обещали покончить в две недели,
потому что моему отцу нужно было воротиться к тому времени, когда у
меня будет новая сестрица или братец. Проситься с отцом я не смел.
Дороги были ещё не проездные, Белая в полном разливе, и мой отец
должен был проехать на лодке десять вёрст, а потом добраться до

Сергеевки кое-как в телеге. Мать очень беспокоилась об отце, что и во мне
возбудило беспокойство. Мать боялась также, чтоб межеванье не задержало
отца, и, чтоб её успокоить, он дал ей слово, что если в две недели
межеванье не будет кончено, то он всё бросит, оставит там поверенным
кого-нибудь, хотя Фёдора, мужа Параши, а сам приедет к нам, в Уфу. Мать
не могла удержаться от слёз, прощаясь с моим отцом, а я разревелся. Мне
было грустно расстаться с ним, и страшно за него, и горько, что не увижу
Сергеевки и не поужу на озере. Напрасно Евсеич утешал меня тем, что
теперь нельзя гулять, потому что грязно; нельзя удить, потому что вода в