Page 114 - «Детские годы Багрова-внука»

перейти в гостиную с своими дочерьми, которые не боятся покойников.

Мать в другое время ни за что бы не приняла такого одолженья – теперь же
охотно и с благодарностью согласилась. Точно камень свалился с моего
сердца, когда было решено, что мы перейдем в эту угольную комнату,
отдалённую от залы. В ней не слышно было ни чтения псалтыря, ни вытья.
Выть по мёртвому, или причитать, считалось тогда необходимостью,
долгом. Не только тётушки, но все старухи, дворовые и крестьянские,
перебывали в зале, плакали и голосили, приговаривая: «Отец ты наш
родимый, на кого ты нас оставил, сирот горемычных», и проч. и проч. Мы
перебрались в тётушкину горницу очень скоро; я и не видел этого
перетаскиванья, потому что нас позвали обедать. Большой круглый стол
был накрыт в бабушкиной горнице. Когда мы с сестрицей вошли туда,
бабушка, все тётушки и двоюродные наши сёстры, повязанные черными
платками, а иные и в черных платках на шее, сидели молча друг возле
друга; оба дяди также были там; общий вид этой картины произвёл на меня
тяжелое впечатление. Все перецеловали нас, плакали нараспев,
приговаривали: «Покинул вас дедушка родимый», – и ещё что-то в этом

роде, чего я не помню. Скоро стол уставили множеством кушаний. Не знаю
почему, но вся прислуга состояла из горничных девушек. Отец был занят
каким-то делом в столярной, и его дожидались довольно долго. Моя мать
говорила своей свекрови: «Для чего вы, матушка, не изволите садиться
кушать? Алексей Степаныч сейчас придёт». Но бабушка отвечала, что
«Алёша теперь полный хозяин и господин в доме, так его следует
подождать». Мать попробовала возразить: «Он ваш сын, матушка, и вы
будете всегда госпожой в его доме». Бабушка замахала руками и сказала:
«Нет, нет, невестынька: по-нашему, не так, а всякий сверчок знай свой
шесток». Всё это я слушал с большим вниманием и любопытством. Вдруг
растворились двери, и вошел мой отец. Я его уже давно не видал, видел
только мельком ночью; он был бледен, печален и похудел. В одну минуту
все встали и пошли к нему навстречу, даже толстая моя бабушка, едва

держась на ногах и кем-то поддерживаемая, поплелась к нему, все же
четыре сестры повалились ему в ноги и завыли. Всего нельзя было
расслушать, да я и забыл многое. Помню слова: «Ты теперь наш отец, не
оставь нас, сирот». Добрый мой отец, обливаясь слезами, всех поднимал и
обнимал, а своей матери, идущей к нему навстречу, сам поклонился в ноги
и потом, целуя её руки, уверял, что никогда из её воли не выйдет и что всё
будет идти по-прежнему. Вслед за этой сценой все обратились к моей
матери и хотя не кланялись в ноги, как моему отцу, но просили её,
настоящую хозяйку в доме, не оставить их своим расположением и ласкою.