Page 121 - «Детские годы Багрова-внука»

К обеду, о котором, как я заметил, заранее хлопотали тетушки, все

воротились из Неклюдова; даже приехали бабушкины племянницы со
старшими детьми. Ещё до приезда хозяев и гостей был накрыт большой
стол в зале. Мать воротилась очень утомлённая и расстроенная, отец с
красными глазами от слёз, а прочие показались мне довольно спокойными.
Как приехали, так сейчас сели за обед. Кушаний было множество и все
такие жирные, что мать нам с сестрицей почти ничего есть не позволяла. В
конце обеда явились груды блинов; их кушали со слезами и даже с
рыданьями, хотя перед блинами все были спокойны и громко говорили.
Мать ничего не ела и очень была печальна; я глаз с неё не сводил. Я
слышал, как она, уйдя после обеда в нашу комнату, сказала Параше, с
которой опять начала ласково разговаривать, что она «ничего не могла есть,
потому что обедали на том самом столе, на котором лежало тело покойного
батюшки». Меня так поразили эти слова, что я сам почувствовал какое-то
отвращенье к кушаньям, которые ел. Мне даже сделалось тошно. Вечером
гости уехали, потому что в доме негде было поместиться.
На другой день мы собирались и укладывались, а на третий, рано

поутру, уехали. Прощанье было продолжительное, обнимались, целовались
и плакали, особенно бабушка, которая не один раз говорила моему отцу:
«Ради бога, Алёша, выходи поскорее в отставку в переезжай в деревню. Где
мне управлять мужским хозяйством: моё дело вдовье и старушечье;
я плоха, а Танюша человек молодой, да мы и не смыслим. Всё ведь
держалось покойником, а теперь нас с Танюшей никто и слушать не станет.
Все разъедутся по своим местам; мы останемся одни, дело наше женское, –
ну, что мы станем делать?» Отец обещал исполнить её волю.