Page 116 - «Детские годы Багрова-внука»

со мной». Это всё, что я мог желать, о чём, без сомнения, я стал бы и

просить и в чём не отказали бы мне; но как тяжело, как стыдно было бы
просить об этом! Я, конечно, не вдруг бы решился и прежде не один час
провёл бы в мучительном положении. О, благо тем, которые щадят,
избавляют от унизительного сознания в трусости робкое сердце дитяти!
Ночь прошла спокойно. Я проснулся ещё до света и услышал много
любопытных разговоров между отцом и матерью. Я узнал, что отец мой
хочет выйти в отставку и переехать на житье в Багрово. Эта весть очень
меня огорчила; Багрово в оба раза представилось мне в неблагоприятном
виде и, конечно, не могло меня привлекать к себе; все мои мечты
стремились к Сергеевке, где так весело провёл я прошедшее лето. Тут же я
в первый раз услышал, что у меня будет новая сестрица или братец.
Следующий день прошёл точно так же, как и предыдущий: то есть
днём я был спокойнее и бодрее, а к ночи опять начинал бояться. Всего
больше тревожило меня сомнение, положит ли маменька меня с собою
спать. Я с волнением дожидался того времени, когда начнут стлать постели,
и почувствовал большую радость, увидя, что мои подушки кладут на

маменькину постель. Нового я узнал, что завтра дедушку повезут хоронить
в село Неклюдово, чего он именно не желал, потому что не любил всего
неклюдовского. Почему было поступлено против его воли – я до сих пор не
знаю, но помню, что говорили о каких-то важных причинах. Я должен
признаться, что горячо желал, чтоб поскорее увезли дедушку. Я чувствовал,
что только тогда возвратится в мою душу совершенное спокойствие.
Мертвецов боятся многие во всю свою жизнь; я сам боялся их и никогда не
видывал лет до двадцати. Страх этот определить трудно. Человек в зрелом
возрасте, вероятно, страшится собственного впечатления: вид покойника
возмутит его душу и будет преследовать его воображение; но тогда я
положительно боялся и был уверен, что дедушка, как скоро я взгляну на
него, на минуту оживёт и схватит меня.
Наступил этот печальный и торжественный день. Все поднялись рано;

началась беготня и беспрестанное хлопанье дверями. Когда мы пришли,
ранее обыкновенного, пить чай в бабушкину горницу, то все тётушки и
бабушка были уже одеты в дорожные платья; у крыльца стояло несколько
повозок и саней, запряжённых гусем. Двор и улица были полны народу: не
только сошлись свои крестьяне и крестьянки, от старого и до малого, но и
окольные деревни собрались проститься с моим дедушкой, который был
всеми уважаем и любим как отец. Много лет спустя я слыхал, что соседняя
мордва иначе не называла его, как «отца наша». Когда всё было готово и
все пошли прощаться с покойником, то в зале поднялся вой, громко