Page 126 - «Детские годы Багрова-внука»

получил приказание не отходить от меня. Такое отлучение от матери, через

всю длину огромного дома, несмотря на уверения, что это необходимо для
маменькиного здоровья, что жизнь будущего братца или сестрицы от этого
зависит, показалось мне вовсе не нужным; только впоследствии я узнал
настоящую причину этого удаления.
В это время, кажется 1 июня, случилась жестокая гроза, которая
произвела на меня сильное впечатление страха. Гроза началась вечером,
часу в десятом; мы ложились спать; прямо перед нашими окнами был закат
летнего солнца, и светлая заря, ещё не закрытая черною приближающеюся
тучею, из которой гремел по временам глухой гром, озаряла розовым
светом нашу обширную спальню, то есть столовую; я стоял возле моей
кроватки и молился богу. Вдруг страшный громовой удар потряс весь дом и
оглушил нас; я бросился на свою кроватку и очень сильно ушиб себе ногу.
Несколько минут я не мог опомниться; опомнившись, я увидел, что сижу на
коленях у Евсеича, что дождь льет как из ведра и что комната освещена не
зарёю, а заревом от огня. Евсеич рассказал мне, что это горит соборная
Троицкая колокольня, которую зажгла молонья. Милая моя сестрица также

была испугана и также сидела на руках своей няни; вдруг вошла княжна-
калмычка и сказала, что барыня спрашивает к себе детей. Нас привели в
спальню. Мать лежала в постели, отец хлопотал около неё вместе с
бабушкой-повитушкой (как все её называли), Алёной Максимовной. Я
заметил, что мать не только встревожена, но и нездорова; она положила нас
к себе на постель, ласкала, целовала, и мне показалось, что она даже
плакала. Видя моё беспокойство, сообщившееся и моей сестрице, она
уверила нас, что её испугал гром, что она боялась нашего испуга и что
завтра будет здорова. Она перекрестила нас и послала спать; отец также
перекрестил. Я заметил, что он не раздевался и не собирается лечь в
постель. Я догадался, что мать больна. Мы воротились в нашу комнату.
Ночь была душная, растворили окна, ливень унялся, шёл уже мелкий
дождь; мы стали смотреть в окна и увидели три пожара, от которых,

несмотря на чёрные тучи, было довольно светло. Кто-то из военных
подъезжал к нашему окошку и спрашивал о здоровье нашей матери.
Сестрица моя скоро задремала, Параша уложила её спать и сама заснула.
Мы с Евсеичем долго смотрели в окно и разговаривали. Испуг мой прошёл,
и я принялся расспрашивать, что такое молонья, отчего она зажигает,
отчего гремит гром? Евсеич отвечал, что «молонья – огненная громовая
стрела и во что она ударит, то и загорится». Небо очистилось, замелькали
звёзды, становилось уже светло от утренней зари, когда я заснул в моей
кроватке.