Page 23 - «Детские годы Багрова-внука»

ее мне отец и какою я после сам узнал её: по долочкам трава была скошена

и смётана в стога, а по другим местам она выгорела от летнего солнца,
засохла и пожелтела, и уже сизый ковыль, еще не совсем распустившийся,
ещё не побелевший, расстилался, как волны, по необозримой равнине;
степь была тиха, и ни один птичий голос не оживлял этой тишины; отец
толковал мне, что теперь вся степная птица уже не кричит, а прячется с
молодыми детьми по низким ложбинкам, где трава выше и гуще. Мы
уселись в карете по-прежнему и взяли к себе няню, которая опять стала
держать на руках мою сестрицу. Мать весело разговаривала с нами, и я
неумолкаемо болтал о вчерашнем дне; она напомнила мне о моих книжках,
и я признался, что даже позабыл о них. Я достал, однако, одну часть
«Детского чтения» и стал читать, но был так развлечён, что в первый раз
чтение не овладело моим вниманием и, читая громко вслух: «Канарейки,
хорошие канарейки, так кричал мужик под Машиным окошком» и проч., я
думал о другом и всего более о текущей там, вдалеке, Дёме. Видя мою
рассеянность, отец с матерью не могли удержаться от смеха, а мне было
как-то досадно на себя и неловко. Наконец, кончив повесть об умершей с

голоду канарейке и не разжалобясь, как бывало прежде, я попросил
позволения закрыть книжку и стал смотреть в окно, пристально следя за
синеющею в стороне далью, которая как будто сближалась с нами и шла
пересечь нашу дорогу; дорога начала неприметно склоняться под изволок,
и кучер Трофим, тряхнув вожжами, весело крикнул: «Эх вы, милые,
пошевеливайтесь! Недалеко до Дёмы!..» И добрые кони наши побежали
крупною рысью. Уже обозначилась зеленеющая долина, по которой текла
река, ведя за собою густую, также зеленую урёму. «А вон, Серёжа, – сказал
отец, выглянув в окно, – видишь, как прямо к Дёме идёт тоже зеленая
полоса и как в разных местах по ней торчат беловатые острые шиши? Это
башкирские войлочные кибитки, в которых они живут по летам, это
башкирские «кочи». Кабы было поближе, я сводил бы тебя посмотреть на
них. Ну, да когда-нибудь после». Я с любопытством рассматривал

видневшиеся вдалеке летние жилища башкирцев и пасущиеся кругом их
стада и табуны. Обо всем этом я слыхал от отца, но видел своими глазами в
первый раз. Вот уже открылась и река, и множество озёр, и прежнее русло
Дёмы, по которому она текла некогда, которое тянулось длинным рукавом и
называлось Старицей. Спуск в широкую зелёную долину был крут и
косогорист; надобно было тормозить карету и спускаться осторожно; это
замедление раздражало мою нетерпеливость, и я бросался от одного
окошка к другому и суетился, как будто мог ускорить приближение
желанной кормёжки. Мне велели сидеть смирно на месте, и я должен был