Page 27 - «Детские годы Багрова-внука»

последовало приказание: завернуть в чувашскую деревню для ночёвки. Мы

не доехали до Парашина пятнадцати верст. Через несколько минут
своротили с дороги и въехали в селение без улиц; избы были разбросаны в
беспорядке; всякий хозяин поселился там, где ему угодно, и к каждому
двору был свой проезд. Солнце, закрытое облаками, уже садилось, дождь
продолжался, и наступали ранние сумерки; мы были встречены страшным
лаем собак, которых чуваши держат еще больше, чем татары. Лай этот,
неумолкаемо продолжавшийся и во всю ночь, сливался тогда с резким
бормотаньем визгливых чувашек, с звяканьем их медных и серебряных
подвесок и бранью наших людей, потому что хозяева прятались, чтоб
избавиться от постояльцев. Долго звенела в ушах у нас эта пронзительная
музыка. Наконец отыскали выборного, как он ни прятался, должность
которого на этот раз за отсутствием мужа исправляла его жена чувашка;
она отвела нам квартиру у богатого чувашенина, который имел несколько
изб, так что одну из них очистили совершенно для нас. В карете оставаться
было сыро, и мы немедленно вошли в избу, уже освещённую горящей
лучиной. Тут опять явились для меня новые, невиданные предметы: прежде

всего кинулся мне в глаза наряд чувашских женщин: они ходят в белых
рубашках, вышитых красной шерстью, носят какие-то черные хвосты, а
головы их и грудь увешаны серебряными, и крупными и самыми мелкими,
деньгами: всё это звенит и брякает на них при каждом движении. Потом
изумили меня огромная изба, закопчённая дымом и покрытая лоснящейся
сажей с потолка до самых лавок, – широкие, устланные поперек досками
́
лавки, называющиеся «нарами», печь без трубы и, наконец, горящая
лучина вместо свечи, ущемлённая в так называемый светец, который есть
не что иное, как железная полоска, разрубленная сверху натрое и воткнутая
в деревянную палку с подножкой, так что она может стоять где угодно. В
избе не было никакой нечистоты, но только пахло дымом, и непротивно.
Мы расположились очень удобно на широких нарах. Отец доказывал
матери моей, что она напрасно не любит чувашских деревень, что ни у кого

нет таких просторных изб и таких широких нар, как у них, и что даже в их
избах опрятнее, чем в мордовских и особенно русских; но мать возражала,
что чуваши сами очень неопрятны и гадки; против этого отец не спорил, но
говорил, что они предобрые и пречестные люди. Светец, с ущемлённой в
него горящей лучиной, которую надобно было беспрестанно заменять
новою, обратил на себя мое особенное внимание; иные лучины горели как-
то очень прихотливо: иногда пламя пылало ярко, иногда чуть-чуть
перебиралось и вдруг опять сильно вспыхивало; обгоревший,
обуглившийся конец лучины то загибался крючком в сторону, то падал,