Page 24 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 24
нехотя угомониться. Но вот мы наконец на берегу Дёмы, у самого перевоза;
карета своротила в сторону, остановилась под тенью исполинского
осокоря, дверцы отворились, и первый выскочил я – и так проворно, что
забыл свои удочки в ящике. Отец, улыбнувшись, напомнил мне о том и на
мои просьбы идти поскорее удить сказал мне, чтоб я не торопился и
подождал, покуда он всё уладит около моей матери и распорядится кормом
лошадей. «А ты погуляй покуда с Ефремом, посмотри на перевоз да
червячков приготовьте». Я схватил Ефрема за руку, и мы пошли на перевоз.
Величавая, полноводная Дёма, не широкая, не слишком быстрая, с какою-
то необыкновенною красотою, тихо и плавно, наравне с берегами,
расстилалась передо мной. Мелкая и крупная рыба металась беспрестанно.
Сердце так и стучало у меня в груди, и я вздрагивал при каждом всплеске
воды, когда щука или жерех выскакивали на поверхность, гоняясь за
мелкой рыбкой. По обоим берегам реки было врыто по толстому столбу, к
ним крепко был привязан мокрый канат толщиною в руку; по канату ходил
плот, похожий устройством на деревянный пол в комнате, утверждённый на
двух выдолбленных огромных деревянных колодах, которые назывались
там «комягами». Скоро я увидел, что один человек мог легко перегонять
этот плот с одного берега на другой. Двое перевозчиков были башкирцы, в
остроконечных своих войлочных шапках, говорившие ломаным русским
языком. Ефрем, или Евсеич, как я его звал, держа меня крепко за руку,
́
вошёл со мною на плот и сказал одному башкирцу: «Айда знаком, гуляй на
другой сторона». И башкирец очень охотно, отвязав плот от причала,
засучив свои жилистые руки, став лицом к противоположному берегу,
упершись ногами, начал тянуть к себе канат обеими руками, и плот,
отделяясь от берега, поплыл поперек реки; через несколько минут мы были
на том берегу, и Евсеич, всё держа меня за руку, походив по берегу,
повысмотрев выгодных мест для уженья, до которого был страстный
охотник, таким же порядком воротился со мною назад. Тут начал он
толковать с обоими перевозчиками, которые жили постоянно на берегу в
плетёном шалаше; немилосердно коверкая русский язык, думая, что так
будет понятнее, и примешивая татарские слова, спрашивал он: где бы
отыскать нам червяков для уженья. Один из башкирцев скоро догадался, о
чем идёт дело, и отвечал: «Екши, екши, бачка, ладно! Айда», – и повёл нас
под небольшую поветь, под которой стояли две лошади в защите от солнца:
там мы нашли в изобилии, чего желали. Подойдя к карете, я увидел, что всё
было устроено: мать расположилась в тени кудрявого осокоря, погребец
был раскрыт, и самовар закипал. Все припасы для обеда были закуплены с
вечера в татарской деревне, не забыли и овса, а свежей, сейчас накошенной