Page 37 - Вечера на хуторе близ Диканьки
P. 37

—  Да тут их целая ватага! — кричала Ганна, вырываясь из толпы парубков, наперерыв
       спешивших обнимать её. — Как им не надоест беспрестанно целоваться! Скоро, ей-богу,
       нельзя будет показаться на улице!

       Вслед за сими словами дверь захлопнулась, и только слышно было, как с визгом задвинулся
       железный засов.






       II

       ГОЛОВА



       Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в неё. С
       середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся ещё
       необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и
       прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь!
       Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную
       тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключён в
       тёмно-зелёные стены садов. Девственные чащи черёмух и черешен пугливо протянули свои
       корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда
       прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт
       спит. А вверху всё дышит, всё дивно, всё торжественно.

       А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в её
       глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг всё ожило: и леса, и пруды, и
       степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц
       заслушался его посереди неба… Как очарованное, дремлет на возвышении село. Ещё белее,
       ещё лучше блестят при месяце толпы хат; ещё ослепительнее вырезываются из мрака
       низкие их стены. Песни умолкли. Всё тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только
       светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой
       поздний ужин.

       —  Да, гопак не так танцуется! То-то, я гляжу, не клеится всё. Что ж это рассказывает кум?…
       А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп! — Так разговаривал сам с собою подгулявший мужик
       средних лет, танцуя по улице. — Ей-богу, не так танцуется гопак! Что мне лгать! ей-богу, не
       так! А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!

       —  Вот одурел человек! добро бы ещё хлопец какой, а то старый кабан, детям насмех,
       танцует ночью по улице! — вскричала проходящая пожилая женщина, неся в руке солому. —
       Ступай в хату свою! Пора спать давно!

       —  Я пойду! — сказал, остановившись, мужик. — Я пойду. Я не посмотрю на какого-нибудь
       голову. Что он думает,

       дидько б утысся его батъкови! что он голова, что он обливает людей на морозе холодною
       водою, так и нос поднял! Ну, голова, голова. Я сам себе голова. Вот убей меня бог! Бог меня
       убей! Я сам себе голова. Вот что, а не то что… — продолжал он, подходя к первой
       попавшейся хате, и остановился перед окошком, скользя пальцами по стеклу и стараясь
       найти деревянную ручку. — Баба, отворяй! Баба, живей, говорят тебе, отворяй! Козаку спать
       пора!




                                                        Page 37/115
   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42