Page 47 - Вечера на хуторе близ Диканьки

— Поймали! — вскрикнули вошедшие в это время десятские.

— Кого поймали? — спросил голова.

— Дьявола в вывороченном тулупе.

— Подавайте его! — закричал голова, схватив за руки приведённого пленника. — Вы с ума
сошли: это пьяный Каленик!

— Что за пропасть! в руках наших был, пан голова. В переулке окружили проклятые хлопцы,
стали танцевать, дёргать, высовывать языки, вырывать из рук… чёрт с вами!.. И как мы
попали на эту ворону вместо его, бог знает!

— Властью моею и всех мирян даётся повеление — изловить сей же миг сего разбойника, а
оным образом и всех, кого найдёте на улице, и привесть на расправу ко мне!..

— Помилуй, пан голова! — закричали некоторые, кланяясь в ноги. — Увидел бы ты, какие
хари: убей бог нас, и родились и крестились — не видали таких мерзких рож. Долго ли до
греха, пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна баба не возьмётся
вылить переполоху.

— Дам я вам переполоху! Что вы? не хотите слушаться? Вы, верно, держите их руку? Вы
бунтовщики? Что это?… Что это?… Вы заводите разбои!.. Вы… Я донесу комиссару! Сей же
час! слышите, сей час. Бегите, летите птицею! Чтоб я вас… Чтоб вы мне…

Все разбежались.

V

УТОПЛЕННИЦА

Не беспокоясь ни о чём, не заботясь о разосланных погонях, виновник всей этой кутерьмы
медленно подходил к старому дому и пруду. Не нужно, думаю, сказывать, что это был Левко.

Чёрный тулуп его был расстёгнут. Шапку держал он в руке. Пот валился с него градом.
Величественно и мрачно чернел кленовый лес, обсыпаясь только на оконечности, стоявшей
лицом к месяцу, тонкою серебряною пылью. Неподвижный пруд подул свежестью на усталого
пешехода и заставил его отдохнуть на берегу. Всё тихо; в глубокой чаще леса слышались
только раскаты соловья. Непреодолимый сон быстро стал смыкать ему зеницы; усталые
члены готовы были забыться и онеметь; голова клонилась… «Нет, эдак я засну ещё здесь!»
— говорил он, подымаясь на ноги и протирая глаза. Оглянулся: ночь казалась перед ним ещё
блистательнее. Какое-то странное упоительное сияние примешалось к блеску месяца.
Никогда ещё не случалось ему видеть подобного. Серебряный туман пал на окрестность.
Запах от цветущих яблонь и ночных цветов лился по всей земле. С изумлением глядел он в
неподвижные воды пруда: старинный господский дом, опрокинувшись вниз, виден был в нём
чист и в каком-то ясном величии. Вместо мрачных ставней глядели весёлые стеклянные окна
и двери. Сквозь чистые стёкла мелькала позолота. И вот почудилось, будто окно отворилось.
Притаивши дух, не дрогнув и не спуская глаз с пруда, он, казалось, переселился в глубину его
и видит: наперёд белый локоть выставился в окно, потом выглянула приветливая головка с
блестящими очами, тихо светившими сквозь тёмно-русые волны волос, и оперлась на локоть.
И видит: она качает слегка головою, она машет, она усмехается… Сердце его разом

Page 47/115