Page 48 - Вечера на хуторе близ Диканьки
P. 48

забилось… Вода задрожала, и окно закрылось снова. Тихо отошёл он от пруда и взглянул на
       дом: мрачные ставни были открыты; стёкла сияли при месяце. «Вот как мало нужно
       полагаться на людские толки, — подумал про себя герой наш. — Дом новёхонький; краски
       живы, как будто сегодня он выкрашен. Тут живёт ктонибудь», — и молча подошёл он ближе,
       но всё было в нём тихо. Сильно и звучно перекликались блистательные песни Соловьёв, и
       когда они, казалось, умирали в томлении и неге, слышался шелест и трещание кузнечиков
       или гудение болотной птицы, ударявшей скользким носом своим в широкое водное зеркало,
       какую-то сладкую тишину и тихое раздолье ощутил он в своём сердце. Настроив бандуру,
       заиграл он и запел:

       Ой, ти, місяцю, мій місяченьку!

        І ти, зоре ясна!


        Ой, світіть там по подві р’ї

        Де дівчина красна.





       Окно тихо отворилось, и та же самая головка, которой отражение видел он в пруде,
       выглянула, внимательно прислушиваясь к песне. Длинные ресницы её были полуопущены на
       глаза. Вся она была бледна как полотно, как блеск месяца; но как чудна, как прекрасна! Она
       засмеялась!.. Левко вздрогнул.

       —  Спой мне, молодой козак, какую-нибудь песню! — тихо молвила она, наклонив свою
       голову набок и опустив совсем густые ресницы.


       —  Какую же тебе песню спеть, моя ясная панночка?

       Слёзы тихо покатились по бледному лицу её.

       —  Парубок, — говорила она, и что-то неизъяснимо трогательное слышалось в её речи. —
       Парубок, найди мне мою мачеху! Я ничего не пожалею для тебя. Я награжу тебя. Я тебя
       богато и роскошно награжу! У меня есть зарукавья, шитые шёлком, кораллы, ожерелья. Я
       подарю тебе пояс, унизанный жемчугом. У меня золото есть… Парубок, найди мне мою
       мачеху! Она страшная ведьма: мне не было от неё покоя на белом свете. Она мучила меня,
       заставляла работать, как простую мужичку. Посмотри на лицо: она вывела румянец своими
       нечистыми чарами с щёк моих. Погляди на белую шею мою: они не смываются! они не
       смываются! они ни за что не смоются, эти синие пятна от железных когтей её. Погляди на
       белые ноги мои: они много ходили; не по коврам только, по песку горячему, по земле сырой,
       по колючему терновнику они ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядят от слёз…
       Найди её, парубок, найди мне мою мачеху!..

       Голос её, который вдруг было возвысился, остановился. Ручьи слёз покатились по бледному
       лицу. Какое-то тяжёлое, полное жалости и грусти чувство спёрлось в груди парубка.

       —  Я готов на всё для тебя, моя панночка! — сказал он в сердечном волнении, — но как мне,
       где её найти?

       —  Посмотри, посмотри! — быстро говорила она, — она здесь! она на берегу играет в
       хороводе между моими девушками и греется на месяце. Но она лукава и хитра. Она приняла
       на себя вид утопленницы; но я знаю, но я слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от
       ней. Я не могу чрез неё плавать легко и вольно, как рыба. Я тону и падаю на дно, как ключ.
       Отыщи её, парубок!

                                                        Page 48/115
   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53