Page 87 - Вечера на хуторе близ Диканьки

Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному
происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье,
которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с
синимверхом, которой не надевал ещё ни разу с того времени, как купил ее ещё в бытность в
Полтаве; вынул также новый всех цветов пояс; положил всё это вместе с нагайкою в платок и
отправился прямо к Чубу.

Чуб выпучил глаза, когда вошёл к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец
воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щёголем и
запорожцем. Но ещё больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед
ним новёхонькую шапку и пояс, какого не видано было на селе, а сам повалился ему в ноги и
проговорил умоляющим голосом:

— Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает. Отдаюсь
сам, во всём каюсь; бей, да не гневись только! ты ж когда-то братался с покойным батьком,
вместе хлеб-соль ели и магарыч пили.

Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе в ус не дул,
сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб
ещё больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине.

— Ну, будет с тебя, вставай! старых людей всегда слушай! Забудем всё, что было меж нами!
ну, теперь говори, чего тебе хочется?

— Отдай, батько, за меня Оксану!

Чуб немного подумал, поглядел на шапку и пояс: шапка была чудная, пояс также не уступал
ей; вспомнил о вероломной Солохе и сказал решительно:

—

Добре! присылай сватов!

— Ай! — вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с
изумлением и радостью в него очи.

— Погляди, какие я тебе принёс черевики! — сказал Вакула, — те самые, которые носит
царица.

— Нет! нет, мне не нужно черевиков! — говорила она, махая руками и не сводя с него очей,
— я и без черевиков… — Далее она не договорила и покраснела.

Кузнец подошёл ближе, взял её за руку; красавица и очи потупила. Ещё никогда не была она
так чудно хороша. Восхищённый кузнец тихо поцеловал её, и лицо её пуще загорелось, и она
стала ещё лучше.

Проезжал через Диканьку блаженной памяти архиерей, хвалил место, на котором стоит село,
и, проезжая по улице, остановился перед новою хатою.

— А чья это такая размалёванная хата? — спросил преосвященный у стоявшей близ дверей
красивой женщины с дитятей на руках.

— Кузнеца Вакулы! — сказала ему, кланяясь, Оксана, потому что это именно была она.

— Славно! славная работа! — сказал преосвященный, разглядывая двери и окна. А окна все

Page 87/115