Page 17 - Робинзон Крузо

жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в

плавание.
Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал
самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной
будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца
и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь
нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в
молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы
руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся
раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости
должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и
разумной жизнью.
Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что
предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть
нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесенных
бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним
ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться

к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал
мечтать о новом путешествии.
Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского
дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить
себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти
бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к
запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода,
толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно
вообразить, я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как
попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею».
Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения,
я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы больше
работать, зато я научился бы морскому делу и со временем мог бы

сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником. Но уж
такова была моя судьба – из всех возможных путей я всегда выбирал самый
худший. Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было
приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена,
поэтому ничего там не делал и ничему не научился.
В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую
компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с
пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно
расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной. Я