Page 73 - Белый пудель

шахтер хотел силой отнять у Васьки полтинник, Грек отстоял Васькины интересы. «Оставь
мальчишку», – спокойно сказал он, слегка приподымаясь на нарах. И эти слова были
сопровождены таким красноречивым взглядом, что шахтер разразился потоком отборной
ругани, но тем не менее отошел в сторону.

На платформу вместе с Васькой взошло еще пять человек. Раздался сигнал, и в тот же
момент Васька почувствовал во всем теле необычайную легкость, точно у него за спиною
выросли крылья. Вздрагивая и гремя, полетела платформа вниз, и мимо нее, сливаясь в одну
сплошную серую полосу, понеслась вверх кирпичная стена колодца. Потом сразу наступил
глубокий мрак. Лампочки еле мерцали в руках молчаливых бородатых шахтеров, вздрагивая
при неровных толчках падающей платформы. Затем Васька внезапно почувствовал себя
летящим не вниз, а вверх. Этот странный физический обман всегда испытывается
непривычными людьми в то время, когда платформа достигает середины ствола, но Васька
долго не мог отделаться от этого ложного ощущения, всегда вызывавшего у него легкое
головокружение.

Платформа быстро и мягко замедлила падение и стала на грунте. Сверху водопадом падали
вниз стекавшиеся к главному стволу подземные источники, и шахтеры быстро сбегали с
платформы, чтобы избегнуть этого проливного дождя.

Люди в клеенчатых плащах, с капюшонами на головах, вкатывали на платформу полные
вагонетки. Дядя Хрящ кинул кому-то из них: «Здорово, Тереха», – но тот не удостоил его
ответом, и партия разбрелась в разные стороны.

Каждый раз, очутившись под землей, Васька чувствовал, как им овладевает какая-то
молчаливая, гнетущая тоска. Эти длинные черные галереи казались ему бесконечными.
Изредка мелькал где-то далеко жалкой бледно-красной точечкой огонек лампы и пропадал
внезапно, и опять показывался. Шаги звучали глухо и странно. Воздух был неприятно сыр,
душен и холоден. Иногда за боковыми стенами слышалось журчанье бегущей воды, и в этих
слабых звуках Васька ловил какие-то зловещие, угрожающие ноты.

Васька шел следом за дядей Хрящом и Греком. Их лампочки, раскачиваемые руками,
бросали на скользкие, покрытые плесенью бревенчатые стены галереи тусклые желтые
пятна, в которых причудливо метались взад-вперед, то пропадая, то вытягиваясь до потолка,
три уродливые неясные тени. Невольно все кровавые и таинственные предания шахты
всплыли в памяти Васьки.

Вот здесь засыпало обвалом четырех человек. Трех из них нашли мертвыми, а труп
четвертого так и не отыскался; говорят, что его дух ходит иногда по галерее № 5-й и жалобно
плачет… Там в третьем году один шахтер размозжил кайлом голову своему товарищу,
который отказал ему в глотке водки, пронесенной под землю контрабандным путем.
Рассказывали также об одном старом рабочем, который много лет тому назад заблудился в
галереях, знакомых ему, как свои пять пальцев. Его нашли только через три дня,
обессилевшим от голода и сошедшим с ума. Говорили, что «кто-то» водил его по шахте. Этот
«кто-то» – страшный, безыменный и безличный, как и породивший его подземный мрак, –
несомненно существует в глубине шахт, но о нем никогда не станет говорить ни один
настоящий шахтер – ни в трезвом, ни в пьяном виде. И каждый раз, когда Васька, идя следом
за своей партией, думает о «нем», он чувствует на своем теле чье-то тихое, холодное
дыханье, кидающее его в дрожь.

– Ну что, Ванька, хорошо погулял? – искательно спросил дядя Хрящ, оборачиваясь на ходу в
сторону Грека.

Грек не ответил и только презрительно сплюнул сквозь зубы. Накануне он целых пять дней не
приходил на работу, угарно и безобразно пропивая свое двухмесячное жалованье. За все это

Page 73/111