Page 25 - Повести Белкина

лишнего не высказывал, даже и во хмелю. Таким образом тайна была

сохранена более чем полудюжиною заговорщиков. Но Марья Гавриловна
сама в беспрестанном бреду высказывала свою тайну. Однако ж ее слова
были столь несообразны ни с чем, что мать, не отходившая от ее постели,
могла понять из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во
Владимира Николаевича и что, вероятно, любовь была причиною ее
болезни. Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и
наконец единогласно все решили, что, видно, такова была судьба Марьи
Гавриловны, что суженого конем не объедешь, что бедность не порок, что
жить не с богатством, а с человеком, и тому подобное. Нравственные
поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя
мало что можем выдумать себе в оправдание.
Между тем барышня стала выздоравливать. Владимира давно не видно
было в доме Гаврилы Гавриловича. Он был напуган обыкновенным
приемом. Положили послать за ним и объявить ему неожиданное счастье:
согласие на брак. Но каково было изумление ненарадовских помещиков,
когда в ответ на их приглашение получили они от него полусумасшедшее

письмо! Он объявлял им, что нога его не будет никогда в их доме, и просил
забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою.
Через несколько дней узнали они, что Владимир уехал в армию. Это было в
1812 году.
Долго не смели объявить об этом выздоравливающей Маше. Она
никогда не упоминала о Владимире. Несколько месяцев уже спустя, нашед
имя его в числе отличившихся и тяжело раненных под Бородиным, она
упала в обморок, и боялись, чтоб горячка ее не возвратилась. Однако, слава
богу, обморок не имел последствия.
Другая печаль ее посетила: Гаврила Гаврилович скончался, оставя ее
наследницей всего имения. Но наследство не утешало ее; она разделяла
искренно горесть бедной Прасковьи Петровны, клялась никогда с нею не
расставаться; обе они оставили Ненарадово, место печальных

воспоминаний, и поехали жить в ***ское поместье.
Женихи кружились и тут около милой и богатой невесты; но она
никому не подавала и малейшей надежды. Мать иногда уговаривала ее
выбрать себе друга; Марья Гавриловна качала головой и задумывалась.
Владимир уже не существовал: он умер в Москве, накануне вступления
французов. Память его казалась священною для Маши; по крайней мере
она берегла все, что могло его напомнить: книги, им некогда прочитанные,
его рисунки, ноты и стихи, им переписанные для нее. Соседи, узнав обо
всем, дивились ее постоянству и с любопытством ожидали героя,