Page 27 - Повести Белкина

безо всяких притязаний и беспечно насмешливый. Поведение его с Марьей

Гавриловной было просто и свободно; но что б она ни сказала или ни
сделала, душа и взоры его так за нею и следовали. Он казался нрава тихого
и скромного, но молва уверяла, что некогда был он ужасным повесою, и это
не вредило ему во мнении Марьи Гавриловны, которая (как и все молодые
дамы вообще) с удовольствием извиняла шалости, обнаруживающие
смелость и пылкость характера.
Но более всего… (более его нежности, более приятного разговора,
более интересной бледности, более перевязанной руки) молчание молодого
гусара более всего подстрекало ее любопытство и воображение. Она не
могла не сознаваться в том, что она очень ему нравилась; вероятно, и он, с
своим умом и опытностию, мог уже заметить, что она отличала его: каким
же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его
признания? Что удерживало его? робость, неразлучная с истинною
любовию, гордость или кокетство хитрого волокиты? Это было для нее
загадкою. Подумав хорошенько, она решила, что робость была
единственной тому причиною, и положила ободрить его большею

внимательностию и, смотря по обстоятельствам, даже нежностию. Она
приуготовляла развязку самую неожиданную и с нетерпением ожидала
минуты романтического объяснения. Тайна, какого роду ни была бы, всегда
тягостна женскому сердцу. Ее военные действия имели желаемый успех: по
крайней мере Бурмин впал в такую задумчивость, и черные глаза его с
таким огнем останавливались на Марье Гавриловне, что решительная
минута, казалось, уже близка. Соседи говорили о свадьбе, как о деле уже
конченном, а добрая Прасковья Петровна радовалась, что дочь ее наконец
нашла себе достойного жениха.
Старушка сидела однажды одна в гостиной, раскладывая гранпасьянс,
как Бурмин вошел в комнату и тотчас осведомился о Марье Гавриловне.
«Она в саду, – отвечала старушка, – подите к ней, а я вас буду здесь
ожидать». Бурмин пошел, а старушка перекрестилась и подумала: авось

дело сегодня же кончится!
Бурмин нашел Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках
и в белом платье, настоящей героинею романа. После первых вопросов
Марья Гавриловна нарочно перестала поддерживать разговор, усиливая
таким образом взаимное замешательство, от которого можно было
избавиться разве только внезапным и решительным объяснением. Так и
случилось: Бурмин, чувствуя затруднительность своего положения,
объявил, что искал давно случая открыть ей свое сердце, и потребовал
минуты внимания. Марья Гавриловна закрыла книгу и потупила глаза в